Опыт о человеке

Универсальная применимость — следствие того, что каждая вещь имеет название, — одно из величайших пре­имуществ человеческого символизма. Но не единственное. Существует другая характерная черта символов, которая со­провождает и дополняет первую, необходимо соотносится с ней. Символ не только универсален, но и чрезвычайно из­менчив. Я могу выразить то же самое значение в различных языках, но даже в пределах одного и того же языка любая мысль, идея могут быть выражены в совершенно разных терминах. Знак или сигнал соотносится с соответствующей вещью одним-единственным жестко закрепленным спосо­бом. Любой конкретный и индивидуальный знак относится к определенной индивидуальной вещи. В павловских опытах собаки легко приучались брать пищу только при особых сиг­налах; они не ели, покуда не раздавался сигнал, выбранный экспериментатором. Здесь, однако, нет аналогии с челове­ческим символизмом, как это зачастую интерпретируют, — наоборот, это полная противоположность символизму. Под­линный человеческий символизм характеризуется не едино­образием, а как раз своей изменчивостью: он не жесток и статичен, а подвижен. Правда, полное осознание этой по­движности есть, по-видимому, результат более позднего ин­теллектуального и культурного развития человека. В прими­тивном мышлении это осознание очень редко достигается. Здесь символ рассматривается как свойство самой вещи, по­добное другим ее физическим свойствам. В мифологичес­ком мышлении имя бога — неотъемлемая часть природы самого бога. Если я неправильно называю бога, заклинание или молитва не подействуют. То же самое относится цели­ком и к символическим действиям. Религиозный ритуал, жертвоприношение всегда должны выполняться одним и тем же неизменным способом и в одном и том же порядке, если нужно, чтобы они подействовали21. Дети часто испытывают затруднения, впервые узнавая, что не каждое название пред­мета — его “собственное имя”, что каждая вещь может иметь совершенно разные названия в разных языках: они склонны думать, что вещь “есть” то, чем она названа. Но это ведь лишь первый шаг. Каждый нормальный ребенок очень скоро узнает, что для выражения одних и тех же же­ланий и мыслей можно использовать различные символы. Очевидно, что эта изменчивость и подвижность не имеют па­раллелей в животном мире22. Задолго до того как Лора Бриджмен выучилась говорить, она придумала очень любо­пытный способ выражения, фактически свой собственный язык. Этот язык состоял не из артикулированных звуков, а только из таких различных звуков, которые названы “эмо­циональными шумами”. Она обычно издавала эти звуки в присутствии некоторых лиц; тем самым эти лица становились вполне индивидуализированными — ведь каждого из окру­жавших ее людей она встречала особым шумом. “Я заметил, что всякий раз неожиданно встречая знакомого, — писал доктор Либер, — она прежде, чем начать говорить, неодно­кратно издавала звук, обозначавший данное лицо. Так она передавала радость встречи”23. Но когда посредством руч­ного алфавита ребенок узнал значение человеческого языка, все изменилось. Теперь звук действительно стал име­нем — и это имя не было жестко связано с индивидуальным лицом, оно могло меняться в зависимости от обстоятельств. Однажды, например, Лора Бриджмен получила письмо от своей прежней учительницы мисс Дру, ставшей после заму­жества миссис Мортон. В письме Лору приглашали в гости, что доставило ей большое удовольствие. Однако она сето­вала на то, что мисс Дру подписала письмо именем мужа, она должна была подписать его своим старым именем. Лора сказала даже, что должна теперь придумать другой шум для своей учительницы: ведь шум для Дру не должен быть тем же самым, что и для Мортон24. Ясно, что тем самым в зна­чении этих прежних “шумов” произошли очень важные и интересные изменения. Они уже больше не были особыми выражениями, неразрывно связанными с конкретной ситуа­цией: они стали абстрактными именами. Ибо новое имя, изо­бретенное девочкой, обозначает не новое лицо, а то же самое в новых обстоятельствах.