|
Я убежден в том, что высочайшие нравственные законы могут быть усмотрены человеком на каждом шагу, при самых обыденных его обстоятельствах и поступках. Эти неподкупные законы, отражаясь на стали его резца, надзирая за мерою его ватерпаса, его аршина, за итогами счетной книги его лавки, не менее истории обширных государств удостоверяют его в том, что ремесло его стоит хвалы, что доброкачественность его занятий достигает возвышенности его помыслов. Неразрывная связь между добром и природою неволит все и всех смотреть на порок враждебным оком. И прекрасные законы, и все существующее в мире преследуют и бичуют злодея. Он более, чем мы с вами, убежден, что все на земле подчинено только истине и добру; что на всем ее протяжении нет места для негодяя, нет места для тайны. Преступление совершено, и кажется, будто по всей земле разостлана та легкая пелена снега, которая указывает охотнику, куда пробежал заяц, порхнула куропатка, где скрылась белка, лисица. С другой стороны, закон возмездия служит несокрушимою опорою всякому действию чистосердечия. Любите, и вы будете любимы. Любовь точна математически, точна, как члены алгебраического уравнения. Великодушный человек обладает верховным благом, которое, как огонь, все очищает и все заставляет являться в настоящем виде, так, что ничто не в силах ему повредить. Различные бедствия, болезни, обиды, нищета делаются его благоприятелями: «Воды приносят, ветры навевают мужу добра — силу, бодрость, превосходство; а между тем, сами по себе, воздух и вода — ничто». Самая слабость и беспомощность служат в пользу добрым. Беспомощность порождает твердость. Пока нас не потерзают и не пожалят, пока вражьи силы не пустят в нас своим зарядом, в нас не пробуждается то благородное негодование, которое привыкает искать себе обороны в мощи духа. Великому человеку очень бы хотелось оставаться маленьким человеком. Пока он лежит на пуховике удачи и приволья, он дремлет, засыпает... Но когда его примутся толкать, бить, колоть, — пинки преподадут ему урок, и он отрезвится, возмужает. Ему станут знакомы и обстоятельства, и его собственная неопытность; он излечится от безумных мечтаний, приобретет умеренность и настоящую разумность. Мудрый всегда идет открыто на своих противников. Ему самому еще важнее, чем его врагам, дознаться, в чем его слабая сторона: тогда раны его скоро заживут, струп опадет, как простая засохшая кожа, и пока враги приготовляются восторжествовать над ним, он уже сделался невредим. Вообще, всякое несчастие, не одолевшее нас, становится нашим благодетелем. Мы вбираем в себя силу искушения, которое мы превозмогли; так житель Сандвичевых островов думал, что в него входит крепость и отвага убитого им неприятеля. — 87 —
|