|
153 немогу духом и приеду к Вам лечиться, или Вы за мною пришлете» 19. Если бы не было известно, кто к кому пишет, то можно было бы подумать, что это «больной» обращается к своему «врачу». Прежде чем перейти к обобщению известных нам фактов, внесем еще один штрих, который, надеемся, несколько оживит общую картину взаимоотношений Чаадаева и «врачей». Из мемуарных источников известно, что среди знакомых Чаадаева был еще один довольно многочисленный слой: московские аптекари. Они, конечно, сливаются в единую массу его читателей и почитателей, и лишь одно лицо возникает из них. Это некий аптекарь Штокфиш, в заведении которого на Старой Басманной в октябре 1836 г. состоялось «жаркое прение» по поводу только что опубликованного «Философического письма». В «прении» принимали участие не только коллеги-соотечественники Штокфиша, но, видимо, и сам Чаадаев 20. М. И. Жихарев отмечает в своей «докладной записке», что среди читающей публики России, сочувственно отнесшейся к публикации первого «Философического письма», выделялось «московское иностранное общество» 21, среди которых, добавим от себя, в процентном отношении как раз и преобладали немецкие аптекари. Итак, мы теперь обладаем достаточным количеством информации, чтобы, выражаясь языком И. М. Ястребцова, перейти от «фактомании» к «отвлечению». Все вышеизложенное позволяет сделать вывод, что «медицинское» окружение Чаадаева, по крайней мере в лице тех выдающихся врачей, имена которых были перечислены, — факт отнюдь не случайный, его нельзя объяснить постоянными недомоганиями Чаадаева, к тому же очень часто мнимыми или сильно преувеличенными. В основе того взаимного интереса, который питали друг к другу Чаадаев и его «врачи», лежит явление более фундаментальное, а именно: взаимное тяготение философского и медицинского знания, которое в первые десятилетия прошлого века, преодолев полосу многовекового отчуждения, стало отчетливо осознаваться наиболее передовыми представителями как философии, так и медицины. Импульс к сближению исходил в большей степени от медицины: именно медицина в начале XIX в. перешла от эмпирической стадии своего развития к стадии теоретической. Медицина стала превращаться из «искусства» в науку. Подробный анализ этого явления увел бы нас далеко в сторону от нашей темы, но в данном случае он и не требуется 22. Надо полагать, что не все врачи, когда-либо лечившие Чаадаева, проявляли интерес к его идеям и вообще к философии. Большинство, конечно, ограничивало свои отношения с ним чисто врачебными функциями. Надолго оставались с ним лишь те, кто обладал достаточно глубоким интересом к теоретическим основам как своей науки, так и науки вообще. Таким врачом, по-видимому, был М. Я. Мудров. Неизвестно, как развивались бы отношения Чаадаева и Мудрова дальше, но в 1831 г. они прекратились: М. Я. Мудров отправился в Петербург для борьбы с эпидемией — 147 —
|