Мать Мария (1891-1945). Духовная биография и творчество

И я приду, чтоб дать живым ответ,

Чтоб вновь вам указать дорогу к раю,

Сказать, что боли нет.

Не чудо, нет; мой путь не чудотворен,

А только дух пред тайной светлой наг,

Всегда судьбе неведомой покорен,

Любовью вечной благ.

И вы придете все: калека, нищий,

И воин, и мудрец, дитя, старик,

Чтобы вкусить добытой мною пищи,

Увидеть светлый Лик. (87–88)

С этого стихотворения, последнего в"Дороге", мы полагаем, и начинается новый период в творчестве Кузьминой–Караваевой. Поразительно то, что А. Блок, чьи критически замечания обычно всегда точны, не сумел по достоинству оценить это стихотворение, написав на полях:"И все?таки — не сказано"[24]. Прорыв к христианству им был не оценен и не понят.

3. Пророчество. Религиозно–философская проблематика второго периода творчества Кузьминой–Караваевой

Новый период творчества Е. Ю. Кузьминой–Караваевой отмечен ярко выраженным поворотом к религиозному искусству. Это касается и стихов (сборник"Руфь", поэма"Мельмот–Скиталец"), и живописных работ, и философской повести"Юрали". Уже в письме к А. Блоку от 28 ноября 1913 г., где сказалось противостояние людям"Башни", мы встречаем то, чего у Кузьминой–Караваевой до этого не было – ясное исповедание Христа:"Христос искупил мир"(637). Вспоминая об изменении своего отношения ко Христу в период общения с"последними римлянами", мать Мария пишет, что поначалу (видимо, в начале 1910–х годов), отношение к Нему возникло у нее в контексте сострадания всем, кто жертвовал собой ради людей:"Жалко революционеров… И еще мне жалко, – не Бога, нет, Его нету. Мне жалко Христа. Он тоже умирал… а мы можем об этом громко говорить, нет у нас ни одного запретного слова. И если понятна Его смерть за разбойников, блудниц и мытарей, то непонятна – за нас, походя касающихся Его язв и не опаляющихся Его кровью"(621). Совестливое сострадание человеку–Христу создает предпосылку для следующего шага:"Постепенно происходит деление, Христос, еще не узнанный, становится своим. Черта деления всегда углубляется. Петербург, башня Вячеслава, культура… реакция – одно. А другое – огромный, мудрый, молчащий и целомудренный народ, умирающая революция (после 1905 г. – Г. Б .), почему?то Блок, и еще – еще Христос. Христос – это наше… Чье наше? Разве я там, где Он? Разве я не среди безответственных слов, которые начинают восприниматься как кощунство?.."(621).

В конце концов, Кузьмина–Караваева делает свой выбор – рвет с"последними римлянами"и уезжает. Следующий период в ее творчестве проходит под знаком того, что ею перечислено как стоящее по одну сторону: народ, революция, Блок, Христос. Довольно противоречивый ряд, тем не менее, Е. Ю. Кузьмина–Караваева в некоем творческом синтезе попытается сочетать то, что ей было в это время дорого. Здесь в первую очередь следует сказать о главном произведении этого периода – сборнике"Руфь"(1916). В сборник вошли стихи, сочиненные после 1912 г., часть из них входила в"Дорогу", но большинство написаны после 1913 г. и по тематике могут быть отнесены к христианской поэзии. В этот период Кузьмина–Караваева проявляет особый интерес к христианству, она изучает богословие и по собственному почину сдает экзамены преподавателям Петербургской Духовной Академии[25], хотя и не получает никакого диплома, так как высшего богословского образования для женщин в России тогда не существовало.