|
Однако то, что совершает современная наука, может быть неправильно понято и использовано во вред людям. Поэтому воля к власти и разрушению, неисторичная по своему существу и всегда готовая к действию, овладела и наукой, принуждая ее к агрессивности в словах, в действиях и в применении своих выводов, — однако всегда таким образом, что наука при этом исчезает. Самым чудовищным были опыты над людьми. Тот факт, что человека нельзя подвергать экспериментам без его желания и согласия (именно поэтому исследователь может производить опасные опыты только над самим собой), следует, правда, не из сущности науки, но из принципов гуманности и прав человека. Два тысячелетия тому назад некий индийский властитель ставил опыты над преступниками. Один из них заключался в следующем: «Поместите человека живым в кадку, — говорил он, — закройте ее крышкой, оберните влажными мехами, нанесите на нее толстый слой глины, затем задвиньте кадку в духовку и разведите огонь. Когда все это было выполнено и мы сочли, что человек мертв, — продолжает он, — бочка была вытащена, освобождена от мехов и глины, крышка снята, и мы осторожно заглянули внутрь, надеясь узреть улетающего духа жизни. Однако мы не обнаружили духа жизни, покидающего тело». Это — прямая аналогия к тем опытам, которые совершали над людьми национал-социалисты. Эти опыты не имеют ничего общего с современной наукой, они являются результатом злоупотребления, объектом которого может быть все, созданное человеком, в том числе и наука. Иначе, чем с неисторическими мотивами, обстоит дело с мотивами исторически определенными. Вполне вероятно, что возникновение современной науки немыслимо без той душевной явленности и тех импульсов исторической основой которых является Библейская религия. Три следующих мотива, заставляющие исследование стремиться к своим последним пределам, как будто коренятся в ней. 1. Библейская религия требует истинности любой ценой. Она — довела это требование до последних пределов и развернула всю его проблематику. Требуемая Богом истинность заставляет видеть в познании не игру, не благородное занятие для досуга, а серьезное дело, профессию, являющую собой самое важное для человека. 2. Мир сотворен Богом. Греки познают космос как нечто совершенное и упорядоченное, разумное и закономерное, как вечно существующее. Все остальное для них ничто, материя, непознаваемая и не стоящая познания. Если же мир сотворен Богом, то все существующее, будучи творением Бога, является достойным познания, и нет ничего, чего не должно было бы узнать и познать. Познание — как бы следование мыслям Бога. Ведь Бог, будучи творцом, присутствует, по словам Лютера*, и во внутренностях вши. Греки не выходят за пределы завершенных картин мира, красоты созданного их мыслью космоса, логической прозрачности мыслимого ими целого; они либо группируют все в схемы, состоящие из ступеней и структур, либо объединяют то, что они мыслят, посредством силлогизмов в систему связей, либо постигают вечную закономерность в происходящих событиях. Не только Аристотель и Демокрит, но и Фома Аквинский и Декарт13 следуют этому стремлению создать замкнутый образ. — 94 —
|