Quod futuit Glaphyran Antonius, hanc mihi poenam Fulvia constituit, se quoque uti futuam. Fulviam ego ut futuam? Quid, si me Manius oret Paedicem, faciam? Non puto, si sapiam. Aut futue, aut pugnemus, ait. Quid, quod mihi vita Carior est ipsa mentula? Signa canant. [452] (Пользуясь Вашим любезным разрешением, я злоупотребляю латинскими цитатами [453].) А между тем это многоликий великан, который как бы сотрясает небо и землю, – Quam multi Libyco volvuntur marmore fluctus, Saevus ubi Orion hybernis conditur undis, Vel cum sole novo densae torrentur aristae, Aut Hermi campo, aut Lyciae flaventibus arvis, Scuta sonant, pulsuque pedum tremit excita tellus. [454] Это страшное чудовище о стольких головах и руках – всего лишь злополучный, слабый и жалкий человек. Это – всего лишь потревоженный и разворошенный муравейник: It nigrum campis agmen. [455] Достаточно одного порыва противного ветра, крика ворона, неверного шага лошади, случайного полета орла, какого‑нибудь сна, знака или звука голоса, какого‑нибудь утреннего тумана, чтобы сбить его с ног и свалить на землю. Одного солнечного луча достаточно, чтобы сжечь и уничтожить его; достаточно бросить ему немного пыли в глаза (или напустить пчел, как мы читаем у нашего поэта [456]) – и сразу все наши легионы даже с великим полководцем Помпеем во главе будут смяты и разбиты наголову. Ведь именно против Помпея, как мне помнится, Серторий применил эту проделку в Испании, чтобы разбить его прекрасную армию, и эта же военная хитрость впоследствии сослужила службу и другим, например Евмену против Антигона или Сурене против Красса [457]: Hi motus animorum atque haec certamina tanta Pulveris exigui iactu compressa quiescent. [458] Да и сейчас, если напустить на толпу людей рой пчел, он рассеет ее. В недавние времена, когда португальцы осаждали город Тамли в княжестве Шьятиме [459], жители города поставили на крепостных стенах множество ульев, которые у них имелись в изобилии. Приготовившись, они быстро выпустили пчел на неприятельскую армию, которая тотчас же обратилась в бегство, ибо солдаты не в состоянии были справиться с жалившими их пчелами. Так с помощью этого необычайного средства город одержал победу над португальцами и сохранил свою свободу. Души императоров и сапожников скроены на один и тот же манер [460]. Наблюдая, с каким важным видом и торжественностью действуют государи, мы воображаем, что их действия вызываются столь же важными и вескими причинами. Но мы ошибаемся, ибо на самом деле они руководствуются в своих действиях теми же побуждениями, что и мы. Тот же повод, который вызывает ссору между мной и моим соседом, вызывает войну между государями; та же причина, по которой кто‑нибудь бьет слугу, может побудить государя опустошить целую область. Государи столь же непостоянны в своих желаниях, как и мы, но у них больше возможностей. У слона и у клеща одни и те же побуждения. — 106 —
|