Итак, естественная история делится, согласно Бэкону, на три области: во-первых, обычных явлений, во-вторых, - явлений исключительных и, в-третьих, - "историю искусств, которую мы обычно называем также механической и экспериментальной историей". Третий вид "естественной истории" представляет собой проект того, что впоследствии получило название "истории цивилизации"; реализации этого проекта предстояло большое будущее: вспомним "Историю цивилизации" Бокля, Энциклопедию наук и искусств, созданную под руководством Даламбера и Дидро, а также многочисленные работы, посвященные промышленному развитию Европы, возникшие в XVIII-XIX вв. Предмет истории искусств, или истории техники, - это, по Бэкону, "взаимоотношения природы и человека". Это - область, которую мы теперь называем "второй природой" и которая, как видим, рассматривается Бэконом не как ветвь гражданской, а как одна из трех ветвей естественной истории. Аргументом в пользу отнесения истории искусств к сфере естествознания является для Бэкона то обстоятельство, что искусство и природа, естественное и созданное человеком не противоположны друг другу, а глубоко родственны, даже едины в своей основе. Именно поэтому при описании природы нельзя ограничиваться изложением "истории животных, растений и минералов, даже не упомянув об экспериментах в области механических искусств". Что касается исследования в первых двух областях естественной истории, то здесь, по мысли Бэкона, до сих пор разработана только первая, что же касается второй, т.е. изучения необычных порождений природы, так называемых монстров, то здесь с самой древности установился неправильный, бесплодный подход. Целью большинства сочинений, затрагивающих эту тему, было, по словам Бэкона, "удовлетворение пустого любопытства, к чему стремятся чудотворцы и фокусники". Такой подход не мог дать ощутимого результата в познании природы, - он представлял собой в сущности одну из разновидностей созерцательно-теоретической, а не практически-деятельной ориентации науки. А между тем именно изучение отклонений от обычного хода природы может проложить путь к овладению природой, обеспечить "переход от чудес природы к чудесам искусства". Как же мыслит себе Бэкон такой переход? "Самое важное в этом деле - зорко следить за природой, когда она внезапно отклоняется от естественного хода своего развития, чтобы в результате таких наблюдений можно было в любой момент восстановить по своей воле упомянутый ход развития и заставить природу подчиниться". Иными словами, надо подстерегать природу в моменты ее собственного отклонения от нормального пути, чтобы подглядеть, подсмотреть ее тайны и таким образом овладеть ею, - как бы вставить в образовавшийся зазор, щель между явлениями орудие, инструмент самого человека. Это рассуждение Бэкона крайне характерно для начала XVII в. Обычно отмечают, что оно несет в себе еще следы мышления эпохи Возрождения и потому не указывает генеральный путь развития нового естествознания. Что печать Возрождения тут налицо, это несомненно. И как раз печать тех тенденций возрожденческой науки, которые сродни магии, алхимии, т.е. так называемому герметическому (тайному) знанию. Однако это вовсе не означает, что Бэкон не оказался пророком новой науки и в этом пункте. Ведь эксперимент - любой, как мысленный, так и эмпирический - предполагает помещение природного явления в условия необычные, редко встречающиеся в самой природе и потому позволяющие "раскрыть тайны" природных вещей. Не случайно даже подзорные трубы вызывали у средневековых ученых подозрение и недоверие; такое же недоверие несколько столетий спустя Гете высказывает по отношению к классическим экспериментам новой науки - экспериментам Ньютона по разложению светового луча. И по той же причине: природа в первом и во втором случае "искажается", насилуется, в результате чего созданный "монстр" не может претендовать на то, чтобы по нему устанавливались законы протекания явлений в их естественном состоянии. — 141 —
|