|
Протестантизм, как видим, был рожден поднимающимся буржуазным обществом и в свою очередь способствовал более быстрой победе этого нового общества, его образа жизни и его принципов: именно протестантская этика оправдывала всякий труд и превращала его из тягостной повинности, каким он был ранее, в своеобразное призвание, в служение Богу - вне монастыря и церкви. Итак, между естественным и искусственным нет той пропасти, какую вырыла между ними античность, - не устает повторять Бэкон. "...Глубоко укоренилось ошибочное мнение, - пишет он, - считающее искусство и природу, естественное и искусственное чем-то совершенно различным, а это убеждение приводит к тому, что исследователи считают свою задачу полностью выполненной, если они изложили историю животных, растений и минералов, даже не упомянув об экспериментах в области механических искусств. Результатом этого ошибочного противопоставления явилась пагубная идея, согласно которой искусство лишь некий придаток природы, годный только на то, чтобы довести до конца дело, начатое самой природой, или исправить какие-то возникающие недостатки, или устранить те или иные препятствия, мешающие ее свободному развитию, но совершенно неспособный глубоко изменить ее, преобразовать или потрясти до основания... Такое убеждение заставляет человека слишком поспешно отчаиваться в своих способностях" (курсив мой. - П.Г.). Действительно, в античности и в средние века техника рассматривалась как нечто чуждое природе и по самой своей сущности противостоящее ей. Правда, в позднем средневековье намечается некоторое сближение естественного и искусственного на том основании, что природа - это тоже нечто "искусственное", ибо она создана внеприродным Богом; однако между природой и техникой различие оставалось принципиальным, поскольку первая - творение бесконечного Создателя, тогда как последняя - творение создателя конечного - человека. И практические изобретения тоже носили - и в древности, и в средневековье - характер как бы "подражания самой природе" - в том смысле, что они, как правильно отмечает Бэкон, не шли наперекор естественному ходу вещей, а были направлены только на ускорение или замедление природного процесса, исходили из него, приспособлялись к нему, лишь кое-что в нем подправляя, применительно к потребностям человека. Человек поступал применительно к природе, не ставя своей задачей повернуть ход природных вещей применительно к самому человеку. Была только одна традиция в средневековой культуре, которая ставила своей целью овладеть природой настолько, чтобы "преобразовать ее и потрясти до основания". Это была традиция алхимии, магическая в своей основе и противостоявшая как античной науке и философии, так и средневековой теологии. В эпоху Возрождения, особенно в XV и XVI вв., позиции алхимии укрепились, она стала оказывать все более сильное влияние как на философское мышление, так и на научное исследование. Бэкон относится к алхимии двойственно: с одной стороны, как человек достаточно трезвый, он видит, что алхимия, так же как и астрология и естественная магия, опирается "скорее на фантазию и веру, чем на разум и доказательства". Однако само направление, какое приняли алхимические опыты, само стремление "не столько понять природу, сколько изменить ее", Бэкон приветствует. "...Неустанные труды и огромные усилия упомянутых химиков, потраченные на создание золота, как бы зажгли факел для множества прекрасных изобретений и экспериментов, весьма полезных как для раскрытия тайн природы, так и для практических нужд человечества". — 138 —
|