|
Сегодня вещи глубоко изменились за пределами Италии и у нас. Кто-то, отсталый и рассеянный, пытается еще изобразить улыбку, но она умирает у него на губах, так как он замечает, что вызывает улыбку сам. Среда уже больше не та; атмосфера изменилась. Мысль относительно наук — та самая мысль, посредством которой ученые ставят свои проблемы и проводят свои исследования — радикально изменилась. Они углубляют свои гипотезы, обрамляют логически свои теории и находятся перед вопросами, которые выходят за рамки частного интереса и охватывают мысль в ее тотальности, навязывая способы мышления, которые отражаются на всех идеях. Когда-то считалось, что наука — не что иное, как ряд открытий, благодаря которым реальность, будучи всегда таковой, открывает все большее число своих аспектов; и что поэтому в этой реальности существуют проблемы, тайны; и что человеческой мысли надлежит лишь разрешить их — по крайней мере, до такой степени, до какой ей позволяют ее силы; поэтому некоторые тайны, как уже было известно, останутся всегда таковыми. И, стало быть, говорили о феноменах, на основе которых человеческому уму дано лишь построить себе свою субъективную науку, совершенно поверхностную и чуждую глубинной сущности реального. Сегодня, напротив, ученые заметили, что реальность, о которой они говорят, является in toto* конструкцией той мысли, посредством которой мыслят, и что поэтому оказывается иллюзорным различие между ее поверхностью и глубиной; что не от нее приходят проблемы, но от мысли, в которой она производится и различным образом лепится; и что, одним словом, мысль должна всегда заниматься самой собой. И ей нечего открывать — потому, что ничего не существует до ее понимания (которое, в силу этого, следует контролировать, дабы оно не закостенело в тех понятиях, что, отнимая у мысли всякую свободу движения, оказываются бесплодными; и могут украшать себя пышными титулами тайн, но в действительности являются несостоятельными понятиями и бесплодными мыслями). Из этого способа понимания науки вытекает большой интерес (который все шире распространяется) к истории науки. Смутное, неотчетливое понятие и критерий научного труда с большим трудом поддаются определению до тех пор, пока остаются при старом понимании науки, — что влечет за собой множество наук, полностью обособленных и поэтому лишенных всякого отношения между собой, и вырванных из всякого единства, которое могло бы сплотить их и заставить двигаться вперед (и, стало быть, представляло бы их как целостный однородный труд, чье развитие можно изучать в единстве и реконструировать историю). — 136 —
|