|
ИСКУССТВО И РЕЛИГИЯ 1. ПРИМИТИВНЫЙ ИЛИ НАИВНЫЙ ХАРАКТЕР ИСКУССТВА Из того, что сказано в предыдущей главе, нетрудно сделать вывод, почему искусство предстает как наиболее наивная и примитивная форма духовной деятельности. Взрослому возрасту индивида и полностью развернувшемуся разуму зрелой цивилизации детство человека и человечества кажется пропитанным и одухотворенным дыханием поэзии, витающей в мире, который она себе измыслила и среди которого живет как бы грезя — без сомнения, без критики. Реальный мир не упразднен, но он — не мир науки, которая его проанализировала в его элементах и вновь соединила (как будто бы его можно соединить после того, как он был проанализирован); он также не мир философии, которая материалистически или спиритуалистически идеализировала его, помыслила, свела к мысли (или, что одно и то же, к принципу, благодаря которому он становится мыслимым в своей целостности, универсально и необходимо). Реальный мир — как еще не наполненный теоретическим и практическим скепсисом, посредством которого развивается жизнь, а все еще единый и сродный с самим человеческим духом — здесь смешивается со свободным и спонтанным производством, которым дух непрерывно наполняет сознание, и мало-помалу повинуется закону того производства, благодаря которому субъект всегда оказывается перед самим собой; ребенок находит того же ребенка, что и он, в каждом объекте, который он принимает в свой мир и в свое сердце; и фантазия первобытного человека одухотворяет и очеловечивает природу, с которой он совместно живет и с которой, в силу этого, связан. 2. ПОЭТ И РЕБЕНОК Воображение, фантазия (или как еще ни называли или ни захотели бы назвать эту наивную форму духа, которая, эмпирически говоря, является примитивной, т.е. принадлежащей первым человеческим эпохам формой, поскольку она предстает перед философом как вечная и вечно повторяющаяся и поэтому имманентная жизни духа форма) — сущность искусства находится именно в этой непосредственной позиции субъекта. Ребенок еще замкнут в самом себе, и его мир — сама его душа, витающая в снах, от которых ее разбудит жизненный опыт. Его избыточное воображение, его непомерная фантазия действуют, служа этому его стремлению все больше расширить свой собственный мир, не выходя из себя. Его душа изливается в действие, как глубоко заметил Фрёбель. Но его действие не вводит его еще в соприкосновение с чуждой его духу реальностью, которая могла бы разбудить его от квази-сна, являющегося (по крайней мере, в глазах взрослого) его опытом, но все-таки творчеством, в котором его свобода не встречает ни ограничений, ни препятствий. — 106 —
|