тернистых троп. Если он дрогнет, даст себя отпугнуть, оттолкнуть, если потеряет мужество -- туда ему и дорога. Пусть ждет и служит мастеру, пусть крадется за ним и завоевывает его милость. Слуга, довольный и радостно возбужденный, бежал сквозь надвигающуюся ночь под облачным небом, лишь две-три звезды мерцали над деревней. Жители селения ничего не знали о наслаждениях, красотах и утонченных удовольствиях, которые нам, современным людям, кажутся столь естественными и необходимыми, которые доступны даже беднейшим, они не знали ни наук, ни искусств, они не знали других построек, кроме покосившихся глинобитных хижин, не знали ни железных, ни стальных орудий, равным образом такие продукты, как пшеница или вино, были им незнакомы, а свеча или лампа показались бы этим людям ослепительным чудом. Но от этого жизнь Слуги и его внутренний мир были не менее богаты, мир был для мальчика необъятной тайной, огромной книжкой с картинками, и с каждым днем он отвоевывал у мира новую порцию его тайн, начиная с жизни животных и роста растений до звездного неба, и между этой немой таинственной природой и его одинокой душой, трепещущей в робкой отроческой груди, было близкое сродство, в ней жили все напряжение, страх, любопытство и жажда обладания, на какие способна человеческая душа. Пусть в мире, где он рос, не было записанного знания, не было ни истории, ни книг, ни алфавита, пусть все, что лежало дальше трех-четырех часов пути от его селения, было ему совершенно неведомо и недоступно, зато в своем мире, в своем селении он жил единой, цельной и слитной жизнью со всем, что его окружало. Селение, родина, общность рода под властью матерей давали ему все, что может дать человеку народ и государство: почву с тысячами корней, в — 508 —
|