духом мандаринов и магистров. Он уже давно и с любовью, правда, не делая никаких записей, лелеял этот план, и в голове у него он сложился окончательно; лишь вступление на высокий пост помешало Кнехту продолжить его разработку. Сейчас, в эту минуту, он принял решение построить свою ежегодную Игру по этой идее китайцев, а Фрицу, если он окажется в состоянии проникнуться духом его замысла, он сейчас же поручит подготовку общей композиции и перевода ее на язык Игры. Но тут сразу же возникло препятствие: Тегуляриус не знал китайского языка. Выучить его в такой короткий срок было невозможно. Впрочем, если Тегуляриус будет строго придерживаться указаний Магистра и Восточно-азиатского института, то, привлекши еще и литературу, он сможет проникнуть в магическую символику китайского двора -- дело ведь не в филологии. Фрицу понадобится для этого немало времени, особенно потому, что он -- человек избалованный, не способен трудиться каждый день. Необходимо немедленно дать всему ход. Приятно пораженный, Кнехт улыбнулся: а ведь и впрямь этот столь осторожный старый человек, сочинивший календарь-памятку, оказался прав со своим напоминанием. Уже на следующий день -- приемный час закончился ранее обычного -- Кнехт вызвал Тегуляриуса. Тот явился, отвесил поклон с несколько подчеркнутым смирением, принятым им теперь в обращении с Кнехтом, и был немало удивлен, когда обычно столь скупой на слова Кнехт, лукаво кивнув ему, спросил: -- Ты помнишь, как мы с тобой еще в студенческие годы словно бы поспорили и мне так и не удалось склонить тебя на свою сторону? Спор шел о ценности и значении Восточноазиатского института, особенно об изучении китайского, и я все старался убедить тебя тоже заниматься в этом институте и изучить китайский язык. Ну вот, вспомнил! А теперь меня берет досада, что я не смог убедить тебя тогда. Как было бы хорошо, если бы — 406 —
|