Голос и феномен

Слой выражения — и это конституирует его особен­ность, — не говоря уже о том факте, что он придает вы­ражение всем другим интенциональностям, не является продуктивным. Или если хотите: его продуктивность, его ноэматическая работа истощается в выражении и в форме концептуального, которая первой приходит с выражени­ем (§ 124; ET, р. 348—49).

Эта непродуктивность логоса воплощается, так ска­зать [prend corps], в гуссерлевской дескрипции. И она со­блазняется двумя метафорами, которые не могут пройти мимо нашего внимания. Первую Гуссерль, похоже, не за­мечает. Она движется между природой письма и отраже­ния, или, скорее, она говорит об отражающем письме. Да­вайте проследим ее конституцию.

Чтобы объяснить различие между смыслом и значе­нием, Гуссерль прибегает к перцептуальному примеру, молчаливому восприятию «этого белого». В известном отношении утверждение «это белый» совершенно незави­симо от перцептуального опыта. Оно понятно даже тому, кто не имеет такого восприятия, это убедительно показа­но в Исследованиях. Эта независимость экспрессивной функции подразумевает независимость концептуального смысла. Мы можем сделать этот смысл явным:

[151]

Этот процесс не обращен к какому-нибудь «выражению», ни к выражению в смысле вербального звука, ни в той же мере к вербальному значению, а последнее может быть представлено здесь независимым от вербального звука (как в случае, когда этот звук «забывается») (§ 124; EТ, р. 347).

Переход к произнесению, следовательно, ничего не до­бавляет к смыслу. В любом случае, оно не прибавляет к нему никакого смыслового содержания. И все же, несмотря на эту стерильность или, скорее, из-за нее, возникновение вы­ражения является чем-то совершенно новым. Оно так или иначе является совершенно новым только потому, что оно заново формулирует ноэматический смысл. Так как оно ничего не добавляет и ничего не деформирует, выражение всегда в принципе может повторять смысл, приводя его к «концептуальной форме»:

...если у нас есть «мысль» или состояние «это белый», то новый слой пребывает в покое, а единство с «означаемым как таковым» — в своей чисто перцептивной форме. На этих уровнях все вспоминаемое или воображаемое может как таковое, иметь свое значение, делаясь более явным и выражаемым (explizierbar und ausdruckbar). Все, что «озна­чается (Gemeind) как таковое», каждое значение (Meinung) в ноэматическом смысле (а в действительности в качестве ноэматических ядер) любого акта, это может быть вы­ражено концептуально (durch «Bedeutungen») (§ 124; ET, p. 347).