|
Обратим внимание на модель, которую предлагает Дж. Хол-тон, опираясь на высказывания А. Эйнштейна о мотивах, движущих учеными: «Ученый, мыслитель или художник для того, чтобы скрыться от хаоса мира, образованного опытом, создает «упрощенный ясный образ мира», помещая в него «центр тяжести своей эмоциональной жизни»1. Ученый убеждает себя в том, что объект исследования представляет собой нечто целое, самодостаточное. Взаимосвязи объекта, оборванные жесткими рамками эксперимента, оцениваются как второстепенные, не влияющие на полученные результаты. Ученый вынужден идеализировать объект, так как в противном случае он не сможет осуществить эксперимент, т. е. поставить перед природой некоторые сформулированные им вопросы и получить от нее удовлетворяющие его ответы. А если все это происходит именно так, то о предсказаниях и прогнозах, построенных на данных предпосылках, можно говорить с огромной степенью вероятности. Ученый вряд ли может предсказать все последствия, вызванные вмешательством в природу. Масса сложностей и проблем связана и с процедурой интерпретации, поскольку то, что увидел или понял ученый, требует своего лингвистического оформления. Таким образом, он вынужден вступить в царство языковых норм и форм. Здесь фактор различия интерпретации указывает на то, где и как учился ученый, что у него за душой, какая перспектива видится ему в частном, единичном эксперименте. Эти и множество подобных проблем объединены одним тезисом — о социальной природе научного познания, социальной обусловленности деятельности ученого. Анализ высказываний ученых, проведенный Н. Гильбертом и М. Маклеем, привел к выводу: «Вариабельность суждений — их неотъемлемое свойство, а не следствие методологических неувязок». Ученые весьма различно оценивают поведение своих коллег, иногда они отказываются понимать очевидный смысл употребляемых терминов и теорий, крайне непостоянны в своих предпочтениях и мнениях. И могут даже поменять их на прямо противоположные и перейти в стан интеллектуальных противников. В результате берутся под сомнение основания великой идеализации: ученый — рыцарь истины, истины единой и объективной. И когда в споре все-таки рождается истина, она представляет собой определенный консенсус, который достигают ученые, несмотря на разногласия, различные мнения и взаимоотрицающие позиции. Таким образом, труд ученого и условия достижения консенсуса становятся проблемой, дополняющей его портрет. На одном полюсе требуемое единодушие по поводу содержания теории, методов ее построения, обоснование экспериментальной базы и выводы о последствиях, на другом — явно выраженное нежелание понять доводы оппонента, перевести их в приемлемую для дискуссии форму. Исследователи подчеркивают, что и консенсус, и дисконсенсус могут существовать как в явной, так и в неявной форме. Явный консенсус находит свое отображение в учебниках, монографиях. Он проявляется институционально: открытием новых кафедр в учебных заведениях, выделением ассигнований на исследования. Неявный консенсус проявляется, когда ученые при обсуждении не затрагивают «больные» темы, либо считают, что они думают одинаковым образом по одному и тому же поводу. Достижение консенсуса предположительно осуществляется на уровнях парадигмы; научно-исследовательской программы; школ и направлений; индивидуальных решений и согласий. — 435 —
|