|
VIII. 1. Дорогой Васюшка2, получил ли ты мое письмо и вид на лабораторию. К сожалению, придется покинуть это место, т. к. лабораторию думают перевезти в другое, гораздо менее красивое и, главное, мало подходящее для работы. VIII.5. Возвращаясь сегодня из Кремля часов в 9 или в 10-м вечера я видел тебе на счастие замечательное знамение: пятикратную радугу, 1 причем два ряда красок охватывали почти 1ІА неба и бьии почти чистыми полуокружностями. Как и полагается быть, дзе внутре[н]ние радуги были с цветами в прямом расположении, т. е. как у главной, а две внешние — с порядком цветом чередующимся: первая внешняя с обратным расположением цветов, а вторая — с прямым. Замечательное было зрелище. Это тебе подарок. Записываешь ли ты, как я писал тебе уже, наблюдения и соображения, появляющиеся на ходу и м. б. не относящиеся непосредственно к предмету, над которым в данное вреі?я работаешь? Писал я тебе как-то также о векторном исчислении (или точнее о векторных исчислениях): тебе неприменно на/ю будет усвоить их, т. к. без них работать по кристаллографии очень трудно й неплодотворно. Как жаль, что я не могу помочь тебе в этом деле ознакомления (пишу это в связи с тем, что занимаюсь последние месяцы именно этим предметом с инженерами). Последнее время подчитываю новую литературу по атомному ядру и соприкосновенным вопросам. Требуется, чтобы я прочел несколько популярных лекций около этих тем, но почти уверен^-в полной неподготовленности слушателей, так что ничего не поймут, несмотря ни на какую популяризацию. Крепко целую тебя, дорогой. Дорогой Олень, поправляется ли твоя голова? Напиши мне скорее об этом, т. к. я все время в безпокойстве о твоем здоровье. Главное же постарайся быть бодрее и веселее, развлекайся и поменьше сиди в комнате. М. б. тебе поможет лекарство, о котором я пишу маме. Продолжаю писать тебе о развитии русской литературы в конце XIX и нач. XX в. Старшим из группы символистов был Конст. Бальмонт (в рукописи 1-ой, Московской, Симфонии Андрея Белого он изображен, как Баль-стантин Кальмонт, тогда как Валерий Брюссов — под именем Бромения Флюсова. Но оба они обиделись и потребовали от А. Белого, чтобы их он назвал их настоящими именами, и тому пришлось согласиться на изменение). Бальмонт был весьма даровитый поэт, с подлинными силами, но внутренне крайне неупорядоченный. Он был весьма впечатлителен и культивировал в себе впечатлительность и остроту субъективных ощущений. Запишу кстати нечто, звучащее анекдотически, но доподлинное (пустяки, по существу!). Как-то приходят к Бальмонту. В квартире почти темно и очень смрадно. Зажжено много керосиновых ламп большого калибра (тогда в домах лампы были еще керосиновые). Но все лампы коптят во всю, извергая потоки сажи, которая заполнила воздух и сыплется на пол и на вещи. Бальмонт лежит и наслаждается: «Я любуюсь черным снегом! Черный снег!..» — Как-то я иду по Б. Никитской (был тогда студентом). Морозно. Навстречу идет Бальмонт, закутан — 209 —
|