Сочинения в четырех томах. Том 3. Часть 2

1

слишком далека, чтобы быть способной или активно удовлет­ворить их, или же активно отказаться, испытывая слабость трагедии.

?П. ВЛАДИМИР

1923.1.21

Соотношению имен Александр и Александра соответствует соотношение: Алексей и Анна. Последнее дает четкости первых имен несколько расплыться, вследствие чего некоторая духов­ная форма может быть взята в регистре более глубокой подсоз­нательности. Указанной выше ономатологической пропорции отвечает другая, в которой соотношение имен Василий и София приравнивается к таковому же имен Владимир и Ольга. Эти последние родственны между собой наподобие Василия и Со­фии, но относятся к плоскости с большей силой подсознатель­ности нежели первая. Вся же вторая пропорция есть повторное применение принципа первой, т. е. смещение вверх границы сознания и соответственного смягчения имен. Раньше объяс­няли коренной состав имени Владимир из владеть и мир, так что Владимир истолковывался как «владеющий миром» или тот, кому надлежит или удастся таковое владение; вследствие этого и правописание требовало в конце этого имени буквы і. Лингвистически, эта этимология не считается правильной, пра­вописание Владимір отменено, поскольку следовало бы писать окончаіше этого имени мер или м?р, а самое имя признается этимологически сродственным скандинавскому Waldemar и то­му подобным43.

Таково рассуждение лингвистики. Но как нередко с нею случается, она проглядела и на этот раз прививки на основной корень помощью аррадикации и недооценила презрительно об­зываемой ею «народной этимологией»—глубокого проникно­вения народного духа в идею слова. Проще: по первоначальной этимологии, Владимир не равносильно «владеющий миром»; но это не указывает голого этимологического заблуждения народа, когда он наслоил некоей первоначальной этимологией корни «владеть» и «мир». И в самом деле, какова бы ни была этимология разбираемого имени, этот момент мировладения есть одна из основных линий всего рисунка. Имя Владимир весьма близко к Василию, и когда Великий Князь, просветитель Киевской Руси, при крещении был назван Василием, он не претерпел трагического надлома своей личности от новой духов­ной сущности, а лишь отжался от избытка стихийной сырости, и естественные черты его были пройдены резцом Мастера. Вообще, имя Владимир, по строению и составу похоже на

1

Василия, по сырее, стихийнее, расплывчатее, простодушнее его. Оно более славянское и скандинавское, вообще более северное имя, нежели Василий, по складу своему наиболее уместное в Византии. Можно сказать, Владимир—это северный Василий, как и Василий—цареградский Владимир. Василий более черств, в смысле французского raide44, тогда как Владимир более груб,—как когда мы говорим о чертах лица. Во Владимире менее чеканки, менее витиеватости, менее далеких планов и об­думанных ходов, менее отчетливости мысли, менее интеллекту­альной сложности, но более непосредственной силы, непосред­ственного напора, непосредственного отношения чем в Васи­лии. Однако, и может быть именно потому, духовный организм Владимира не так отстоен, как у Василия; темные начала жела­ния не покоятся в нем самостоятельным отдельным слоем на дне, и муть стихийных начал туманит ясность объективного взгляда. Владимиру не чуждо смешение своих мечтаний с са­мою истиной, но не в качестве греха, греховного себе соизволе­ния, а как некоторого прельщения. В Василии сознание ясно и темная воля отделена от него, когда же допускается действию, то именно как таковая; Василий знает, что он делает. Напро­тив, сознание Владимира несравненно насыщеннее и гуще,—но не потому, чтобы оно было онтологичнее, а вследствие проник­новения в него сырых элементов стихийности, которые не созна­ются таковыми; Владимир думает, что он в высокой степени сознателен и склонен прельщать себя мнением о совершенной проработке всего своего существа разумом, хотя кажущееся преодоление внутренней действительности в нем обязано про­сто его незнанию, что есть чистый разум. Іоворя образно, сравним духовное строение Владимира с опалесцирующей сус­пензией, по массе которой рассеяны мельчайшие капельки и зер­нышки иных веществ. Тогда понятно, Владимир не находит в себе неизменного мерила подсознательности, потому что самая сознательность его затуманена тою же подсознатель­ностью. И когда ему нужно оценить явления сырые и устано­вить свое к ним отношение, он, естественно, сравнивает эти явления с наличным своим разумом, и, открыв в этом послед­нем те же сырые элементы, Владимир начинает думать, будто и подлежащее духовному усвоению сырье уже проработано им, как похожее на элементы разума, его разума, и в этом смысле— побеждено,—со слишком большою легкостью. Короче, во Вла­димире склонность к тому, что в аскетике называется «раз-горячением крови», «кровяным». Поэтому Владимир плохо зна­ет настоящие трудности духовного самоустроения и самоочи­щения, наиболее ответственное в жизни ему дается легко, без туги и без особой муки. Но зато он не знает и подлинной легкости сознания действительно очищенного, прозрачности