Третий смертный грех – трусость. Без смелости невозможна никакая добродетель, никакое добро. Трусость – форма эгоизма перед лицом опасности. Ведь жестокость – довольно исключительное явление, и большинство дурных поступков, даже самых отвратительных, объясняются не столько желанием причинить страдания другим, сколько страхом перед собственным страданием. Сколько надсмотрщиков в Освенциме предпочли бы спокойно сидеть дома, а не выполнять свою кошмарную работу? Но им не хватило смелости, чтобы взбунтоваться, ослушаться или хотя бы сбежать. И они сознательно, действенно и трусливо служили злу. Это их нисколько не извиняет. За грех вообще нельзя просто извиниться. Но это объясняет, почему подобных людей было так много. Настоящие мерзавцы встречаются относительно редко. Большинство из них – не более чем трусы и эгоисты, в конкретной ситуации не сумевшие устоять на ногах, когда время или что-то еще толкало их вниз. Зло банально, как сказала Ханна Арендт. И если жестокость – исключение, то эгоизм и трусость – правило. Человек не может жить в противоречии с самим собой. Каждому из нас необходимо сознание, что мы способны спокойно смотреть, как говорится, в зеркало своей души. И на каком-то этапе творимых гнусностей это становится весьма затруднительно, если не прибегать к самообману. Так же трудно бывает сознавать себя посредственностью. Вот почему неискренность и лукавство – тоже смертный грех. С их помощью мы маскируем большинство наших дурных поступков, выдумываем им ложные оправдания и тем самым даем им дорогу. Когда после войны судили нацистского палача Эйхмана, он, например, пытался объяснить, что всего-навсего исполнял чужие приказы. И самый обыкновенный подлец попытается внушить вам, что во всем виновато его трудное детство, или его подсознание, или расстроенные нервы, а сам он ни при чем. Это очень удобно. Слишком удобно. Самообман, как показал Сартр, лишает человека свободы и снимает с него ответственность за совершенные поступки, тогда как он в своих действиях свободен. То же самое относится и к обману других людей, хотя принцип чаще всего не меняется. Люди лгут, чтобы не признаваться в чем-то дурном, или чтобы оправдаться, или чтобы приписать себе достоинства, которыми не обладают, и т. д. Отказавшись лгать себе и другим, отказавшись прикидываться перед собой и другими, человек остается перед очень узким выбором – добродетелью или стыдом. Это очень болезненный выбор, требующий напряжения всех душевных сил, и самообман дает способ его избежать. Он как бы выдает нам разрешение творить зло, оставаясь в неведении, что именно мы творим. — 422 —
|