Мне возразят, что изобретение автомобиля не повлекло за собой необратимых изменений, что до сих пор возможно, хотя бы теоретически, повернуть назад. Это верно. Но даже если подобная возможность остается чисто теоретической (трудно вообразить себе правительство, издавшее запрет на автомобили), она служит яркой иллюстрацией к действию принципа предосторожности, который должен применяться тем строже, чем выше опасность непоправимого риска. Возьмем, к примеру, споры вокруг генетически модифицированных организмов. Как только модифицированные гены распространятся в природе, уничтожить их, очевидно, будет невозможно. Изменения приобретут необратимый характер, и такой же характер приобретет связанный с ними риск. Казалось бы, веская причина для особой бдительности. Но достаточная ли, чтобы отказаться от генной инженерии и ее вероятных выгод (высокой урожайности, борьбы с голодом, появления новых лекарств и новых способов защиты окружающей среды)? Лично я не знаю. Я принимал участие во многих «круглых столах», посвященных этой проблеме, и могу свидетельствовать, что сами эксперты не пришли к единому мнению относительно того, какое решение должно быть принято. И очень сомневаюсь, что принцип предосторожности способен примирить их между собой. Иногда я воображаю себе, как сотни миллионов лет назад первые человекообразные существа устроили между собой спор, надо ли укрощать огонь. Одну партию представлял молодой ученик колдуна, любивший забавляться с кремнем и деревянными щепками. Другую – мудрый эколог, пекущийся о природе и будущем. «Осторожно! – кричит он. – С этим огнем никогда не знаешь, чем кончится! Мы не в состоянии точно рассчитать вероятность риска, но наверняка будут несчастные случаи, пожары, может, погибнут тысячи людей…» Погибло намного больше. Но человек все-таки приручил огонь. Или вот другой спор развернулся три сотни лет тому назад вокруг паровой машины. С одной стороны, ученик колдуна смастерил котелок с поршнем. С другой стороны, мудрец, озабоченный состоянием окружающей среды и верностью традиции, кричал: «Осторожно! С этой паровой машиной мы вступаем в неведомую область, риска которой оценить не можем! Эта новая технология опрокинет всю нашу экономику, нарушит равновесие между городом и деревней, поставит под угрозу леса, истощит наши запасы угля, изменит климат! Могут погибнуть тысячи людей!» Погибло гораздо больше. Но человек совершил промышленную революцию. Я говорю все это не потому, что выступаю против экологов, – я много раз голосовал за них и буду голосовать в будущем. Я говорю это потому, что хочу предостеречь против такого применения принципа предосторожности, точнее, его карикатуры, которая, дай ей волю, заставит нас замкнуться в бездействии и консерватизме. Всякое нововведение чревато риском, и почти никогда невозможно точно предвидеть его размеры. Правильно понятый принцип предосторожности вовсе не подразумевает отказа от прогресса, он лишь призывает в своем стремлении к прогрессу стараться предвидеть и ограничивать сопряженный с ним риск, пусть даже лишь вероятный. Тот, кто ничего не предпринял против возможной опасности, несет за это вину – вот о чем ясно говорит принцип предосторожности. Но из этого не следует, что преступно делать что-либо, что может быть сопряжено с каким-либо риском. Потому что в этом случае останется только одно – не делать вообще ничего, во всяком случае ничего нового. Но это будет уже не предосторожность, а косность. — 350 —
|