Пирронизм (Pyrrhonisme)Учение Пиррона, насколько мы в состоянии его реконструировать и при допущении, что речь идет именно об учении (Пиррон не оставил никаких письменных трудов и ничего не заявлял с абсолютной уверенностью). По уверению Аристокла (195), все вещи он считал «равно безразличными, несоизмеримыми, неразрешимыми». Поэтому следует «удерживаться от суждений, не склоняться ни на одну сторону и твердо стоять на том, что всякая вещь есть в той же мере и то, чем она не является, или что она и есть и не есть в одно и то же время, или что она и есть, и ее нет. Тех, кто согласится с этими положениями, поначалу ждет афазия, затем – атараксия» (Аристокл, цит. по: Евсевий, «Церковная история», XIX, 18; анализ см.: Марсель Конш, «Пиррон, или Видимость», 1994). Это философия молчания, которая, заявляя о себе, саморазрушается. Возможно, пирронизм является наиболее радикальной из всех мыслимых форм нигилизма. Но способен ли он существовать где-то еще, помимо мысли? В текстах новейшего времени слово «пирронизм» часто употребляется в гораздо более широком значении, в частности Монтень и Паскаль используют его как синоним скептицизма. «Высший принцип пирронистов – это всегда колебаться, сомневаться, искать, ни в чем не быть уверенным и ни за что не ручаться» («Опыты», книга II, глава 12); и это говорят самые мудрые из философов» (там же, глава 15). Впрочем, большинство философов не разделяют этих взглядов. Но доказать, кто прав, а кто нет, невозможно, что в некоторой степени укрепляет позиции пирронистов: «Ничто так не усиливает пирронизм, – отмечает Паскаль, – как тот факт, что среди его сторонников оказываются мыслители, вовсе не относящие себя к пирронистам. Если бы все мы были пирронистами, это означало бы, что Пиррон ошибался» («Мысли», 33–374; см. также фрагменты 131–434 и 521–387). Проблема, таким образом, заключается в том, чтобы сохранить долю скептицизма, не впадая при этом в нигилизм или софистику. Ее решают Монтень, Юм и Марсель Конш. Письменность (?criture)Техника, изобретенная около пяти тысяч лет назад и позволяющая фиксировать слово и мысль на долговечном носителе при помощи более или менее символических (пиктограммы, идеограммы) или условных знаков (буквы алфавита). Писать – значит вписывать мысль в пространство, где она застывает и сохраняется, и тем самым, во всяком случае частично, освобождать ее от времени. Книги заменяют память, вернее, поддерживают, приумножают и спасают ее. Часто говорят, что в бесписьменном обществе «смерть одного старика – это пожар целой библиотеки». Впрочем, старики по-прежнему умирают, все без исключения. Но библиотеки горят лишь изредка. И благодаря письменности аккумуляция воспоминаний, идей и знаний продолжается бесконечно. Мы больше не довольствуемся тем, чтобы в личном порядке противостоять забвению; мы добавляем свои следы к другим следам, свои творения к другим творениям. Тем самым от логики повторения, свойственной мифам, мы переходим к логике накопительства и прогресса, свойственной истории. Вот почему нельзя считать ни случайностью, ни условностью тот факт, что изобретение письменности обозначает собой конец предыстории. Сохранение прошлого произвело переворот в нашем отношении к будущему: в историю вошло настоящее, которое разделяет и связывает то и другое. — 312 —
|