Паралогизм (Paralogisme)Невольно допущенная ошибка в умозаключении. Этим паралогизм отличается от софизма. Софизм сознательно вводит в заблуждение, паралогизм сам заблуждается. У Канта «паралогизмы чистого разума» являются диалектическими рассуждениями, относящимися к первой из трех «Идей разума» (душа, мир, Бог). Они суть иллюзии, в которые неизбежно впадает рациональная психология в своей претензии познать душу (как ноумен), тогда как мы не имеем о душе никакого опытного знания. Паралогизм в данном случае заключается в стремлении на основе чисто формального единства трансцендентального восприятия (единства «я мыслю») сделать вывод о его субстанциальном существовании в качестве субъекта (то есть души), о его простоте, личном характере и бессмертии. Это означает попытку обращаться с идеей как с объектом и совершить переход от мышления к существованию (аналогично онтологическому доказательству бытия Божия, которое столь же иллюзорно). Паранойя (Paranoia)Не следует путать паранойю с бредом преследования, поскольку последний – лишь одна из ее форм. Иногда параноик действительно опасается преследования, но чаще он сам выступает в роли преследователя, что, конечно, тоже всего лишь один из симптомов. Паранойя не является пороком – это либо психоз, либо тип личности. Следует ли считать ее формой безумия? Иногда дело действительно доходит до безумия, хотя нельзя сказать, что параноик полностью утрачивает разум. Он скорее пользуется разумом как инструментом агрессии, с одержимостью человека, утратившего чувство меры. По словам Крепелина (193), паранойя «характеризуется медленным и скрытым развитием устойчивой бредовой системы, не поддающейся переубеждению, а также сохранением абсолютной ясности ума и упорядоченности мысли, желаний и действий». Гипертрофированное сознание своего «я», придание чрезмерного значения логике, бред преследования или бред толкования, недоверие к окружающим, непреклонность, пониженная способность к адаптации – вот признаки паранойи. Чаще она наблюдается у мужчин, чем у женщин, и в этом одно из отличий, правда не единственное, паранойи от истерии, которая, напротив, чаще поражает женщин. Если рассматривать первое и второе не как патологические состояния, а как типы личности, то они предстают чем-то вроде противоположных полюсов: истерик живет только для других, точнее говоря, ради себя в глазах других; параноик – ради себя и против других. Истерик легко внушаем, умеет расположить к себе, мало заботится о логике и жаждет любви. Параноик несгибаем, подозрителен, обожает резонерствовать и жаждет власти. Первый живет ради того, чтобы нравиться; он актер или гистрион. Второй живет, чтобы помыкать другими; это мелкий начальник или тиран. Первый множит знаки, второй – их интерпретацию. Первый мечтает превратить свою жизнь в произведение искусства, второй – в философскую систему. «С некоторой натяжкой можно сказать, – пишет Фрейд, – что истерия это деформированное произведение искусства, невроз навязчивых состояний – деформированная религия, а параноидальный бред – деформированная философская система» («Тотем и табу», II). Конечно, ни искусство, ни философия ни в чем не виноваты, хотя им следует порекомендовать проявлять больше бдительности против эстетства и внимательнее приглядываться к новым философским системам. — 305 —
|