Кандид был опечален этими речами: он чтил Гомера, но немножко любил и Мильтона. Увы! — сказал он тихо Мартену. — Я очень боюсь, что к нашим германским поэтам этот человек питает ве-личайшее пренебрежение. В этом еще нет большой беды, — сказал Мартен. О, какой необыкновенный человек! — шепотом по' вторял Кандид. — Какой великий гений этот Пококуран-те! Ему все не нравится! Обозрев таким образом все книги, они спустились в сад. Кандид принялся хвалить его красоты, Этот сад — воплощение дурного вкуса, — сказал хозяин, — столько здесь ненужных украшений. Но завтра я распоряжусь разбить новый сад по плану более благо-родному. Когда любознательные посетители простились с вельможей, Кандид сказал Мартену: Согласитесь, что это счастливейший из людей: он взирает сверху вниз на все свои владения. Вы разве не видите, — сказал Мартен, — что ему все опротивело? Платон давным-давно сказал, что отнюдь не лучший тот желудок, который отказывается от всякой пищи. Но какое это, должно быть, удовольствие, — сказал Кандид, — все критиковать и находить недостатки там, где другие видят только красоту! Иначе сказать, — возразил Мартен, — удовольствие заключается в том, чтобы не испытывать никакого удовольствия? Ну, хорошо, — сказал Кандид, — значит, единственным счастливцем буду я, когда снова увижу Кунигунду. Надежда украшает нам жизнь, — сказал Мартен. Между тем дни и недели бежали своим чередом, Ка-камбо не появлялся, и Кандид, поглощенный своей скорбью, даже не обратил внимания на то, что Пакета и брат Жирофле не пришли поблагодарить его. ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ О том, как Кандид и Мартен ужинали с шестью иностранцами и кем оказались эти иностранцы Однажды вечером, когда Кандид и Мартен собира-лись сесть за стол вместе с иностранцами, которые жили в той же гостинице, человек с лицом, темным, как сажа, подошел сзади к Кандиду и, взяв его за руку, сказал: Будьте готовы отправиться с нами, не замешкай-тесь. Кандид оборачивается и видит Какамбо. Сильнее удивиться и обрадоваться он мог бы лишь при виде Кунигунды. От радости Кандид чуть не сошел с ума. Он обнимает своего дорогого друга. Кунигунда, конечно, тоже здесь? Где она? Веди меня к ней, чтобы я умер от радости возле нее, Кунигунды здесь нет, — сказал Какамбо, — она в Константинополе. О небо! В Константинополе! Но будь она даже в Китае, все равно я полечу к ней. Едем! Мы поедем после ужина, — возразил Какамбо. -Больше я ничего не могу вам сказать, я невольник, мой хозяин меня ждет; я должен прислуживать за столом; не говорите ни слова, ужинайте и будьте готовы. — 51 —
|