|
Кандид возразил ему: Я видел вещи и похуже, но один мудрец, который имел несчастье попасть на виселицу, учил меня, что все в мире отлично, а зло только тень на прекрасной картине. Ваш висельник издевался над людьми, — сказал Мартен, — а ваши тени — отвратительные пятна. Пятна сажают люди, — сказал Кандид, — они никак не могут обойтись без пятен. Значит, это не их вина, — сказал Мартен. Большая часть понтеров, ничего не понимая в этом разговоре, продолжала пить; Мартен беседовал с ученым, а Кандид рассказывал о некоторых своих приключениях хозяйке дома. После ужина маркиза повела Кандида в свой кабинет и усадила его на кушетку. Итак, вы все еще без памяти от баронессы Кунигунды Тундер-тен-Тронк? — спросила она его, Да, сударыня, — отвечал Кандид. Маркиза сказала ему с нежной улыбкой: Вы мне отвечаете, как молодой человек из Вестфалии. Француз сказал бы: да, я любил баронессу Кунигунду, но, увидев вас, сударыня, боюсь, что перестал ее любить. О сударыня, — сказал Кандид, — я отвечу, как вам будет угодно. Вы загорелись страстью к ней, — сказала маркиза, — когда подняли ее платок. Я хочу, чтобы вы подняли мою подвязку, С большим удовольствием, — сказал Кандид и поднял подвязку. Но я хочу, чтобы вы мне ее надели, — сказала дама. Кандид исполнил и это. Дело в том, — сказала дама, — что вы иностранец; своих парижских любовников я иногда заставляю томиться по две недели, но вам отдаюсь с первого вечера, потому что надо же быть гостеприимной с молодым человеком из Вестфалии. Заметив два огромных брильянта на пальцах молодого иностранца, красавица так расхвалила их, что они тут же перешли на ее собственные пальцы. Кандид, возвращаясь домой с аббатом-перигорийцем, терзался угрызениями совести из-за измены Кунигунде. Аббат всей душой разделял его печаль: он получил всего лишь малую толику из пятидесяти тысяч франков, проигранных Кандидом, и из стоимости двух брильянтов, полуподаренных, полувыпрошенных. Он твердо решил воспользоваться всеми преимуществами, которые могло ему доставить знакомство с Кандидом. Он охотно говорил с Кандидом о Кунигунде, и тот сказал, что выпросит прощение у своей красавицы, когда увидит ее в Венеции. Перигориец удвоил любезность и внимание и выказал трогательное сочувствие ко всему, что Кандид ему говорил, ко всему, что он делал, ко всему, что собирался делать. Значит, у вас назначено свидание в Венеции? — спросил он. Да, господин аббат, — сказал Кандид, — я непременно должен там встретиться с Кунигундой. Потом, радуясь возможности говорить о той, кого любил, Кандид рассказал, по своему обыкновению, часть своих похождений с этой знаменитой уроженкой Вестфалии. — 42 —
|