Философия права

Судя по всему, кровавая якобинская диктатура в те далекие годы не поколебала общего революционного настроя, порожденного революцией, долгое время воспринималась как некоторая оправданная издержка бурных революцион­ных событий, простительная для фанатов-революционеров. Тем более, что в те годы и впоследствии работал, казалось, чуть ли не единственный институт, будто бы обеспечиваю­щий незыблемость демократии, — свободные выборы. И пожалуй, только в нашем, XX веке, когда идеологи наибо­лее жестоких в истории человечества коммунистических режимов открыто называли якобинцев своими прямыми предшественниками, стало ясным, как чудовищный монстр революционного насилия и террора ворвался в жизнь лю­дей и затаился в ожидании новых жертв и потрясений.

Другой урок того же времени — это наполеоновское правление во Франции. И здесь под обаянием революционных лозунгов и революционной эйфории в жизнь общества вошли как бы родные сестры бескрайней революционной диктатуры — "революционная война" и "империя".

До настоящего времени мы еще не осознали с необходи­мой ясностью то существенное обстоятельство, что револю­ция — это не что иное, как известным образом облаго­роженная война, война за власть, осуществляемая теми же средствами, что и война, — война внутри страны; а война в свою очередь — не что иное, как беспощадное вооруженное насилие, в том числе неизбежно над невооруженными и не­причастными людьми, то есть террор, притом широкомас­штабный государственный террор. Ибо все обозначенные явления (и революция, и война, и террор) с точки зрения человеческих измерений — одинаковы, однопорядковы. И первое, и второе, и третье равным образом построены на насилии, на возможности прямого уничтожения людей, убий­ства. И первое, и второе, и третье одинаково могут быть от­несены к внеправовым явлениям — явлениям, находящимся "по ту сторону права" — там, где господствует хаос произво­ла, беспредел бесчинства и своеволия (оправдываемые при особых переломных исторических обстоятельствах только так, как может быть оправдана неотвратимая стихия).

И если ныне индивидуальный и групповой террор, ка­жется, получает всеобщее осуждение, то до нашего созна­ния никак не доходит тот факт, что другие родные сестры террора, революция и война, также имеют террористиче­скую природу и достойны не менее суровых оценок.

Наполеоновские войны, потрясшие Европу в начале XIX века, хотя и проходили под знаком очарованности лозунгами и романтической атмосферой французской революции (что стало позитивным фактором в мировом общественном разви­тии), в то же время — в какой-то мере легализовали практи­ку захватнических войн и принесли с собой чудовищные жертвы — в противовес ценностям возрожденческой культу­ры реанимировали средневековые стандарты традиционного общества, низвели жизнь человека до некой "просто потери".