На этом пункте представляется необходимым остановить внимание читателя и сразу же сказать о том, что указанные идеи — не только философия-оборотень, сумевшая не без успеха придать догмам революционного насилия и диктатуры пролетариата столь невинный и даже привлекательный облик, но и сумма довольно распространенных разнородных представлений, как будто бы соответствующих русским идеям, неким "патриотическим традициям". Весьма показательно при этом, что сторонники идеи "крепкой государственности" при ее обосновании обычно ограничиваются заявлениями самого общего, и даже просто эмоционального, характера, не раскрывают действительные истоки и действительную суть своих взглядов. А ларчик открывается просто. Дело в том, что идеи "крепкой государственности", если они напрямую не выражают последовательно правовую организацию общества (а такая организация позволяет — и по всем данным, только она позволяет — через комплекс отработанных юридических средств и механизмов обеспечить необходимую организованность в обществе, его реформирование, модернизацию, устойчивое развитие), сводятся по своим истокам и сути только — только! — к одному из трех вариантов или их сочетанию: либо к хано-ордынской восточной деспотии (ряд черт которой, к сожалению, был воспринят московской "крепкой государственностью" в эпоху Ивана Грозного); либо к воинственной имперской державности с милитаризацией всего общества (в какой-то степени "европеизированной" в царствование Петра I и Екатерины II); либо к военно-коммунистической тирании сталинско-брежневского типа, действующей под эгидой Советов (воспринявшей в том или ином виде и восточно-деспотические нравы, и имперскую суть государственности). Никто из сторонников "крепкой государственности", конечно же, не позволит себе признать хотя бы в каком-то виде такого рода обоснование ныне возвеличиваемых идей "крепкой государственности". Но ведь других обоснований — коль скоро речь идет о "патриотических" истоках и "русских идеях" — в природе просто нет! Тем не менее в силу действительной необходимости упрочения государственно-правовой организованности в обществе, возрастающей потребности в активизации деятельности государства по осуществлению его исконно государственных задач, то есть в силу действительных истоков и действительной сути сильной российской государственности, подспудно исповедуемых ее приверженцами, соответствующие идеи занимают все более прочное место в жизни общества. И, кажется, никому нет дела до того, что ныне такого рода идеи стали облагороженным, принявшим "патриотический" облик воплощением коммунистической правовой идеологии, "идолом" всевластия, "заряженного" вооруженным насилием, революцией и войной. — 221 —
|