Последний из указанных пунктов является наиболее существенным для понимания особенностей юридической системы современной России. Если бы в нынешней России возобладали начала гуманистического права, отвечающего требованиям современного гражданского общества, то проблема была бы предельно ясной: все вопросы, связанные с использованием вооруженных сил внутри страны, должны решаться исходя из того, что "человек, его права и свободы являются высшей ценностью" (ст.2) и что права и свободы человека "определяют смысл, содержание и применение законов, деятельность законодательной и исполнительной власти..." (ст. 18). Добавим сюда и то, что по Конституции вопросы войны и мира относятся к ведению Федерального Собрания, его верхней палаты — Совета Федерации. Увы, при обсуждении правовых вопросов, связанных с войной в Чечне, в официальных инстанциях доминирующее значение приобрел иной подход. И вовсе не такой уж "академической", оторванной от жизненных реалий была в свое время тревога в связи с тем, что положения о правах человека отодвигаются в конституционном тексте на более отдаленные позиции, а на первое место, как и в советских конституциях, возвращаются общие, декларативные положения. Ибо эти общие, декларативные положения в основном посвящены государству, его чертам и характеристикам в том числе и тому, что "Российская Федерация обеспечивает целостность и неприкосновенность своей территории" (ст.4). Эта конституционная запись ("обеспечение целостности территории") и стала центральной при решении вопроса о конституционности ввода регулярных вооруженных сил на территорию Чечни и развертывания там широкомасштабных военных действий с использованием тяжелой техники — фронтовой и вертолетной авиации, тяжелой артиллерии, бронетанковых войск. В этой связи и вся официальная правовая оценка чеченских событий, в том числе правовых актов, создавших юридическую предпосылку для использования с целью "наведения конституционного порядка" регулярных вооруженных сил, оказалась сориентированной не на права человека, а на категории государственности[165]. А если это так, если первостепенное значение в конституционно-правовой материи придается категориям государственности, то, следовательно, — и "все другое" в области государственно-правовой действительности начинает возвращаться на круги своя — к тем критериям и ценностям, которые являются выражением коммунистической доктрины в праве: ко всесильному государству, порядку и дисциплине как высшему правовому идеалу, допустимости насилия во имя этих ценностей и идеалов (теперь уже относящихся к государству, а не к человеку, его правам и свободам). — 207 —
|