|
«Я список кораблей прочел до середины». Она, как бы обнимая меня чисто вымытой лапкой, лежит на моей руке и время от времени своим влажным холодным носиком тычется в плечо, громко и часто сопит и, не умолкая ни на минуту, на всю спальню трещит и трещит о чем‑то своем: «Голова его – чистое золото; кудри его волнистые, черные, как ворон…» Насчет золота все, конечно, правильно, но в остальном она мне немножко льстит: мои черные кудри давно уже стали седыми, да и кудрями, если по совести, они никогда не были, так себе – жесткая прямая проволока… Но что‑то не дает сосредоточиться, отвлекает от книги. Прислушиваюсь к ней: «Его левая рука у меня под головой…» Ну, положим, это совсем не левая, а наоборот; она ведь и сама не любит лежать у стенки, и даже когда я пытаюсь уложить ее слева, моя кошка упорно (здесь уже было сказано, что она – страшный бюрократ) возвращается на «свое!» место. Но какой же может быть спрос с простой, пусть и очень сметливой (Умница) беспородной кошки? Впрочем, что это?! «Его правая рука гладит меня…» Она бессовестно врет, до неузнаваемости искажая первоисточник – у царя Соломона совсем ведь не так: «Левая рука его у меня под головою, а правая обнимает меня». Ну да ладно, в конце концов каждый мурлычет о своем; и потом, я готов присягнуть в этом на чем угодно, она никогда не читала «Песни песней» (впрочем, стоит ли удивляться, если мне приходилось встречать даже людей, никогда не державших ее перед глазами). Так что я не придираюсь к моей ответной на ласку питомице. Но то, о чем на всю спальню трещит она, требует глубоких раздумий. Современная наука в изучении животных использует подход, который сформировался еще в XVIII веке; в сущности это очень механистическая концепция, в рамках которой животные рассматривались как некие автоматы или машины. Напомню, в свое время как сложный механизм рассматривался даже и сам человек; один из выдающихся мыслителей того времени (Ламетри) прямо так и назвал свое программное сочинение, появившееся в 1747 году: «Человек машина». Правда, когда дело доходило до человека, то в нем признавалось и наличие какой‑то второй природы – души, то есть того, что в принципе не может быть объяснено действием никаких механических (физических, химических и так далее) законов; но вот во всем том, что не касалось ее, неким механизмом представал и он сам. Таково, например, было воззрение Рене Декарта, французского философа, математика, физика, физиолога, словом, человека всесторонне образованного, известного, наверное, каждому уже хотя бы своим афоризмом: «Я мыслю, следовательно, существую». Что же касается животного, то существование бессмертной души у него не признавалось никем, кстати, усомниться в этом означало вступить в конфликт с церковью, а конфликт с нею иногда разрешался и костром. — 72 —
|