Философия кошки

Иными словами, у домашней кошки в самом центре оказывается то, что в нашем языке занимает место обобщающих отвлеченных понятий, таких как «доброта», «сердечность», «любовь», «привязанность», «верность» и тому подобных материй. Но если от человека все выражаемое этими сложными категориями требует довольно высокой степени интеллектуального развития (впрочем, не только интеллектуального, но еще эмоционального, и нравственного), то у кошки, как, кстати, и у маленького ребенка (свойство, увы, утрачиваемое с возрастом), оно является чем‑то базовым, основополагающим; эти материи воспринимаются ею с той же естественностью и так же непосредственно, как нами воспринимается сила земного тяготения.

Попробуем вообразить себе язык, где все – «наоборот»: где исходными элементами выступают сложные даже для человека абстрактные понятия, доступные лишь «шестому» чувству, а самые простенькие обобщения, вроде «ночь, улица, фонарь, аптека», требуют огромного напряжения интеллекта, – и тогда мы, может быть, поймем всю глубину пропасти, которая в действительности разделяет нас.

Здесь, правда, можно возразить тем, что законы любого языка, будь то язык человека или любого другого существа, обязаны отражать собой не зависящие от него законы окружающего мира, ведь мир‑то в конечном счете один и тот же, что для нас, что для живущей рядом с нами кошки. Но это не совсем так, поскольку в одном случае вся окружающая нас реальность воспринимается как совокупность физических взаимодействий друг с другом каких‑то материальных объектов (к тому же устойчиво сохраняющих свои ключевые свойства и формы), а в другом – как взаимопроникновение таких неопределенных начал, для которых и правильное‑то слово найти трудно. Иначе говоря, из единого океана по имени «мир» нами, по‑разному приспособившимися к нему, выхватывается далеко не одно и то же.

Впрочем, если взглянуть внимательно, то обнаружится, что все это справедливо не только там, где речь идет о разных биологических видах. Ведь точно так же обстоит дело и у нас. Так, например, женщина видит ход вещей совершенно иными глазами, нежели мужчина, и многое с точки зрения каждого из нас поставлено с ног на голову в представлении другого. В вечной войне полов мы обвиняем друг друга в неспособности понять что‑то важное, но ведь если отличаются друг от друга формы восприятия одной и той же действительности, то нужно отдельно разбираться и с представлением наших восприятий в наших языках. Известная мужская шутка о том, что никому не дано постичь значение произносимых женщиной слов, говорит именно об этом: используя одни и те же слова и обороты, мы все же говорим на разных наречиях. До конца же понимаем друг друга только там, где, начисто забывая о словах, обращаемся к обычному чувству: его и только его переливы образуют собой подлинно единое средство общения всех – мужчины и женщины, взрослого и ребенка, человека и кошки.