|
Заметим, что библейское «познать» имеет чрезвычайно широкий смысл — от умопостижения «добра и зла» до физиологического контакта, и здесь оно понимается именно в последнем значении. Одновременно добавим, что в предложении дочерей, «которые не познали мужа» нет ничего необычного: здесь уже говорилось о том, что древнее сознание только в патриархе видит «собственно человека», всё остальное — род его имущества (что, конечно же, не исключает особого отношения к некоторым позициям его общей номенклатуры: «любимое кресло», «любимая собака», «любимая дочь»). Мы вправе относиться к Библии как к документу. Она и в самом деле оставила многое от этнографии своей эпохи, что находит подтверждение в других надежных свидетельствах. Между тем упоминания о Содоме и Гоморре рассыпаны по всем ее книгам. Чаще даже без указания на причину их разрушения. И уже одно это заставляет думать, что последняя была хорошо известна тогдашнему миру. Однако напомним, что, гнев Господень обрушился не только на эти города: «…как по истреблении Содома, Гоморры, Адмы и Севоима, которые ниспроверг Господь во гневе Своем и в ярости Своей»[195]; «Как ниспровержены Богом Содом и Гоморра и соседние города их»[196]; «Как Содом и Гоморра и окрестные города»[197]. Единая форма наказания должна говорить о некой общей причине, и нетрудно предположить, что один обычай свойствен этим селениям, и единое преступление возмущает разум священнописателя. Мы должны согласиться: один народ — это и в самом деле один уклад жизни. А значит, здесь мы имеем косвенное свидетельство того, что и обличаемые библейскими пророками нравы вовсе не были редкостью. Пусть эти нравы не столь обычны для других городов Ханаана, они все же известны и им, не случайно именно о судьбе Содома и Гоморры грозят кары, обещанные за какие-то прегрешения Моаву и Аммону: «Моав будет, как Содом, и сыны Аммона будут, как Гоморра»[198]; Вавилону[199], Иерусалиму[200] и т.д. Словом, смещение оси полового влечения регистрируется с достаточной надежностью. В легенде о Содоме отчетливо прослеживаются два временных пласта. Один из них относится к временам, лишь застигнутых Авраамом, но в действительности сохраняющим инерцию куда более древних, то есть. отодвинутых от нас значительно дальше четырех тысячелетий к завершению переходного периода, о котором говорилось нами выше. Другой — более поздних, когда писались ставшие священными тексты. Восприятие содомии как греха относится именно к последним. Сами же сограждане Авраама (и уж тем более их прадеды) едва ли могли видеть в ней что-то противоестественное и недопустимое по отношению к гостю. Культура не одного Востока делала его фигуру неприкосновенной, поэтому желание «познать» ангелов, в глазах того общества, возможно, не содержало в себе ничего плохого, во всяком случае острокритического. Суровая этическая оценка — это голос более поздних времен. О связи гомосексуальных отношений с более древними обычаями, где смещение полового влечения еще не перестало быть нормой, говорят и запреты «Левита»: «Не ложись с мужчиною, как с женщиною: это мерзость»[201]; «Если кто ляжет с мужчиною, как с женщиною, то оба они сделали мерзость: да будут преданы смерти, кровь их на них»[202]. — 98 —
|