|
Неспособность обеспечить сохранность и развитие даже этих фрагментов единого культурного наследия, которые аккумулируются осколками патриархальных семей, вызывает необходимость отчуждения всех хранимых ими умений, передачу их целостному социальному организму. А это значит переводу их на язык абстрактного знания и аккумуляции знаний в памятниках письменности. Собственно, такая передача и порождает новый этап в развитии межпоколенной коммуникации, когда опыт социума уже не впечатывается ни в мышечную память индивида ни даже не в сложные поведенческие стереотипы, но кодируется в виде сложноорганизованных групп специфических знаков, которые делают возможным дистанционный контакт между носителем/открывателем нового и его воспреемником. Одновременно, это открывает дорогу и широкому тиражированию любых новаций, что, в свою очередь, способствует общему развитию единого социального организма, а вместе с ним — дальнейшему дроблению патриархальных «домов». Эта же сумма обстоятельств требует появления специфического посредника, который начинает вытеснять родителя из потока межпоколенной коммуникации в каждом сегменте культуры. Словом, необходимо становление особого социального института, занятого собиранием всего свода знаний и одновременно порождением новых, чтобы взломать процесс их передачи от человека к человеку, путем непосредственного контакта (наблюдения и подражания). Только знаковая коммуникация способна обеспечить действительную сохранность культурного наследия; обеспечение преемственности путем непрерывного воспроизводства его органического носителя всегда чревато утратами. Забытые человеком технологии — наглядное подтверждение этому. Прежде всего эта эволюция форм передачи и восприятия культурного достояния социума освобождают человека от родительской власти; не будь этой эволюции, не только младший, но даже старший сын никогда не получилибы права требовать свою долю в будущем наследстве. Формирование же новых механизмов преемственности меняет весь уклад жизни, и пусть поначалу блудный сын растрачивает полученную от отца долю, процесс дробления семьи уже не остановить, и, как мы помним, наступает время, когда сыновья готовы пойти даже на троекратную продажу в рабство ради строительства собственного «дома».. Правда, даже распадающиеся звенья продолжают сохранять патриархальный уклад, что, впрочем, понятно, ибо в тысячелетиями существовавшей культурной среде и системе ценностей других принципов своей организации семья попросту не знает. Для того, чтобы родился новый ее тип, должен появиться человек, свободный от всех форм личной зависимости — экономической, юридической, культурной, наконец аксиологической (а именно ею во многом предстает и родительская власть и вся система вассалитета). Но для этого, в свою очередь, должен окончательно измениться механизм культурного донорства, то есть не патриархальный «дом» быть донором социума, но социум — донором «дома». Там же, где семья продолжает оставаться родом голографического осколка, еще не утратившего до конца информацию о своем целом, она продолжает оставаться патриархальной, ибо патриархальность — это вовсе не власть родителя (хотя, конечно, и она тоже), но диктатура информационного пакета, носителем которого он является. — 239 —
|