Идея особой познавательной способности любви, ее подлинной мудрости воспроизводилась в самых различных культурах, переживала один век за другим, почти не меняясь. К ней обращались крупнейшие философские умы, и с ней были связаны многие поэтические взлеты. И «истина наизнанку» Франсуа Вийона — «Нет мудрецов умней влюбленных», созвучна стихам Руми — классика суфизма: Душа того, кто бдит, усыплена, И это бденье много хуже сна. Меж тем безумье нам дарует плен Благоразумью трезвому взамен [1]. 1 Руми. Поэма о скрытом смысле. М., 1986. С. 12. Платоновская идея приобщения к миру подлинных сущностей через прохождение трех стадий любви, «познаем настолько, насколько любим» Августина, приобщение через любовь к Богу в суфизме — эта переходящая из культуры в культуру мысль приобретает то онтологический, то гносеологический, то нравственно-этический смысл. В ней сущность любви связывается с нравственным очищением, приобщением к подлинным ценностям (воплощенным в идеях, Боге или другом человеке), прорыв к которым сквозь суету повседневности чрезвычайно труден, подобно тому как трудно прорваться к человеческой сущности сквозь блеск и шелуху явлений. Любовь «возвышает предмет до сущности, и, таким образом, предмет лишь как сущность становится объектом любви... Она не замечает в личности отрицательного, недостаточного, особенного, единичного, они для нее не составляют объекта, исчезают перед ней. Для впечатления о личности в целом, для сущности, составляющей объект любви, подобного рода единичность — ничто» [2]. 2 Фейербах Л. История философии//Собрание произведений. В 3 т. М., 1967. Т. 1. С, 55. Любовное возвышение предмета до сущности не есть чисто познавательное откровение — в нем осуществляется и реальное преобразование: от прозрения любящего — обретения Иолантой зримого мира — до преображения любимого — превращения жалкого уродца Щелкунчика в прекрасного принца. Открытая, увиденная сущность рано или поздно должна обрести и адекватное выражение в явлении — это то, что является воплощением справедливости в волшебной сказке и что волшебным образом трансформирует ценностный мир любящего человека. Абстрактные истина, добро и красота отступают перед ценностью возвышенного до сущности человека: на смену им приходит определенность вещей, отношений, чувств другого и самого себя. «Лишь посредством любви в душу входит определенность, качество, лишь теперь душа, дотоле суетная, обретает цвет, вкус и запах, подобно тому как неопределенное далекое бытие, сжимаясь, стягивается в нечто известное» [3]. — 78 —
|