|
В произведениях сентименталистов и романтиков образ «высокой» любви десексуализируется, ее описывают в нравственно-психологических терминах уважения, нежности, религиозного экстаза. В этом духе переосмысливается и прошлое. Например, из куртуазной любви трубадуров тщательна изымается свойственная ей эротика, и она подается как пример платонического чувства, в основе которого лежит поклонение Мадонне или нормы вассальной верности. Даже классики сентиментализма Г. Филдинг и Л. Стерн обвинялись в XVIII веке в непристойности; по словам доктора С. Джонсона, ему не встречалось более развратной книги, чем «Том Джонс», а английский писатель Т. Д. Смоллетт, вняв протестам читателей, убрал около 80 страниц из романа «Приключения Перигрина Пикля». Дело не просто в ханжестве, а в формировании особой культурной ориентации, стремившейся перечеркнуть сексуальность и поднять чувственность до «обнаружения Бога», как писал теоретик немецкого романтизма Ф. Шлейермахер. Романтический культ любви весь пронизан мистическими настроениями, не оставляя места для обычной чувственности. Официальная мораль буржуазного общества в XIX веке была насквозь антисексуальна. Не только половая жизнь, но и весь телесный «низ» считались грязными и непристойными, о чем порядочным людям не положено думать и, тем более, говорить вслух. В Англии начала XIX века попросить соседку по столу передать цыплячью ножку считалось неприличным, так как слово «ножка» вызывает сексуальные ассоциации. Приходя к врачу, женщина показывала, где у нее болит, не на собственном теле, а на кукле. В некоторых библиотеках книги, написанные женщинами, хранились отдельно от книг авторов-мужчин. Немецкий писатель X. Фаллада, родившийся в 1893 году, в своей автобиографической книге «У нас дома в далекие времена» вспоминает, как в гостях у старой тетки мать сделала ему, одиннадцатилетнему мальчику, замечание: «Сиди смирно, Ханс! Не болтай ногами!» Тетка пришла в ужас: «Настоящей даме лучше не упоминать про это, внизу, — она глазами показала на мои ноги, — лучше не упоминать, Луиза. Как будто ей ничего не известно, Луиза! Но если уж ей необходимо это назвать, то она говорит «пьедестал» или, во всяком случае, «постамент»... Ханс, оставь в покое свой постамент, вот так звучит прилично, Луиза!» [1] 1 Фаллада X. Маленький человек, что же дальше? У нас дома в далекие времена. М, 1983. С. 521. В XIX веке, как никогда, свирепствует моральная цензура. По соображениям благопристойности запрещаются произведения Ронсара, Лафонтена, Руссо, Вольтера, Прево, Беранже и других авторов. Запрещениям подверглась даже Библия. В 1857 году во Франции состоялось два судебных процесса. Автор «Госпожи Бовари» был оправдан, ибо «оскорбляющие целомудрие места», «хотя и заслуживают всяческого порицания, занимают весьма небольшое место по сравнению с размерами произведения в целом», а сам «Гюстав Флобер заявляет о своем уважении к нравственности и ко всему, что касается религиозной морали» [2]. Бодлер же был осужден, и цензурный запрет на «Цветы зла» снят только в 1949 году. — 61 —
|