С нашей точки зрения, есть еще третий путь: от изучения художественного произведения к изучению творчества и восприятия. М.Науман включает «эстетику произведения» в свою «производственную эстетику», но, как нам представляется, это хотя и тесно связанные, но разные подходы. В основе нашего анализа лежит допущение, что природа субъекта творчества специфическим образом обусловлена диалектикой творимого произведения искусства. Такое допущение вытекает из системного подхода к анализу творчества. Согласно Н.К.Анохину, успех понимания системной деятельности зависит от того, определим ли мы, какой именно фактор упорядочивает «беспорядочное множество». Применительно к художественному творчеству таким императивным фактором, «полезным результатом системы», формирующим «обратную ориентацию», или «обратную связь», является произведение искусства. Специфика организации последнего и определяет специфику функциональной системы творчества, различных ее компонентов, в числе которых и субъект творчества. В сущности, к такому методу исследования обратился, например, Л.С.Выготский в своей знаменитой «Психологии искусства» (в классификации Мюллера-Фрейенфельса этот метод называется объективно-аналитическим): обращаясь к произведению, исследователь воссоздает соответствующую ему психологию (автора, зрителя, слушателя) и управляющие ею законы. К сожалению, Л.С.Выготский ограничил свою задачу лишь анализом «психологической реакции», а не личности (творца, воспринимающего). Давно замечена и описана такая диалектическая («парадоксальная») черта высокохудожественного произведения, как «одушевленность неодушевленного». С «неживого» холста портрета на нас «Глядит!» (по выражению П.П.Чистякова) как бы живой человек; в «неживых» звуках музыки мы ясно чувствует как бы «наличие души, дыхания, духа», «напряженный душевный лик» (Б.В.Асафьев) (25; I, 108,136). В творениях из камня новгородского зодчества перед нами «оживает», по словам И.Э.Грабаря, образ человека сильного, величественного, а в суздальском зодчестве - стройного, изысканного, изящного. Может показаться, что в сценическом искусстве нет «одушевленности неодушевленного», ибо сам «материал» (актер) уже «живой», но ведь «одушевляется» не актер, а образ. Перед нами как бы живой Гамлет! Итак, произведение «требует» от автора «одушевления» образа. Для этого образ должен из объекта творчества превратиться в его субъект, в компонент личности творца, он должен приобрести статус «Я». Психологический механизм такого превращения описан в литературе как механизм эмпатии. Переход образа из «не-Я» в «Я», идентификация образа и «Я» означает, что «Я» раздваивается на собственно «Я» и «Я- образ». — 5 —
|