|
Из крайнего неравенства в знатности и достатке, из различности страстей и талантов, из художеств бесполезных и художеств вредных, из наук суетных, вышли бы бездны предрассуждений равно противных разуму, благополучию и добродетели, увидели бы как главы народа разжигают все то, что может привести в ослабление людей собравшихся разделяя их, все, что может дать обществу вид наружного согласия, а посеять семена разделения вещественного все, что может внушить разным чинам недоверенность и ненависть взаимную по сопротивлениям их прав и их корыстей, и следственно укрепить ту силу, которая их всех содержит. Из недр сего-то беспорядка, и его перемен, возвышая по степеням мерзкую глазу деспотизм, и пожирая все, что он ни приметит благого и здравого во всех частях государства, достиг бы, наконец, до того, чтоб попрал ногами законы и народ, и утвердился бы на развалинах республики. Времена предыдущие сей последней перемене были бы времена смутные и бедственные: но наконец все стало бы поглощено чудовищем, и народы не имели уже ни начальников, ни законом, а только единых тиранов. От сего часа также престало бы воспоминаться о нравах и добродетели; ибо повсюду, где владычествует деспотизм, cui ex bonefto nulla eft fpes, не терпит он никакого другого властителя, как скоро только возглаголет он: то не можно уже ни с честностью, ни с должностью советовать, и самое слепое повиновение остается единою добродетелью невольникам. Здесь то последний предел неравенства, и та крайнейшая точка, которая сей круг смыкает и касается той точки ж, от которой мы шествие начали. Здесь то все честные люди становятся опять равными для того, что они суть ничто, и как подданные не имеют уже другого закона кроме изволения своего господина, ни господин их другого правила кроме своих страстей, то понятие о благе и начала правосудия опять исчезают. Здесь то все приходит под единый закон сильнейшего, и следственно в новое состояние природы, разнствующее от того, которым мы начали, в том, что оное было состояние природы в самом чистом своем существе, а сие последнее есть плод безмерного повреждения. Впрочем различность между сих двух состояний столь мала, и договор правительства столько разрушается деспотизмом, что деспота сам до тех только пор господствует, доколе он всех сильнее, а как скоро его изгнать можно, то нельзя уже ему возопить против насильства. Возмущение, кончающееся удавлением или свержением Султана с престола, есть действие столько же судом произведенное, как те, в которых он на кануне того делал определения жизни и имения подданных своих. Сила единая его удерживала, сила единая и опровергает; таким образом все происходит по порядку природы, и какие бы ни были происшествия сих кратких и частых перемен, никто не может жаловаться на несправедливость другого, но только на свою неосторожность, или на свое несчастье. — 51 —
|