Тайна курочки рябы. Безумие и успех в культуре (Руднев В.П.)

Поэтическая речь, - говорит Мандельштам в самом начале "Разговора о Данте", - есть скрещенный процес, и складывается он из двух звучаний. Первое из этих звучаний - это слышимое и ощущаемое нами изменение орудий поэтической речи <...>.

Поэтическая речь, или мысль, лишь чрезвычайно условно может быть названа звучащей, потому что мы слышим в ней скрещивание двух линий, из которых одна, взятая сама по себе, абсолютно немая, а другая, взятая вне орудийной метаморфозы, лишена всякой значительности и всякого интереса и поддается пересказу [Мандельштам 1991: 2, 363].

89.Получается, что в контексте размышлений Мандельштама о
поэзии пустой челнок, двигающийся по сухой реке, это как бы
сломавшийся ткацкий станок поэзии, работающей вхолостую - основная
тема стихотворения. Вспомним: "Я слово позабыл, Что я хотел сказать".
Что ж это за слово, кстати? Возможно, это слово "смерть". Но я думаю, что
это просто "слово". В смысле "вначале было Слово". И вот это как если бы
Бог забыл Слово, которое было в начале, из которого он творил мир.
Слово - это в каком-то смысле и есть наш челнок. Поэт описывает то, как
он не может разродиться языковым высказыванием, то есть все это
стихотворение - прежде всего о языке.

90.Нас поэтому не должно удивлять и напрашивающаяся
психоаналитическая ассоциация: пустой челнок - это фаллос, который
"снует" по вагине, тема оплодотворения-бесплодия продолжается и на
этом уровне, причем оплодотворения мнимого, мертвого - забвение слова
соотносится с сексуальной несостоятельностью.

91.Итого пять смыслов пустого челнока, плывущего в сухой реке.
Шизоидный дзенский, "в стиле коана", депрессивно-танатологический:
челнок - это лодка Харона, перевозящая души умерших. "Циклоидный",
"реалистический" - ткацкий: челнок - это инструмент, оплодотворящий

163

основу. Уже специфически шизотипический: челнок - символ забытого слова - не могущей родиться поэтической речи. Наконец, истерический - в смысле навязываемого недостижимого желания: фаллос, не оплодотворяющий женщину.

92. Шизотитичность пространства этого текста сказывается в том, что оно как бы смешанное, такое же многослойное, как сам образ челнока. С одной стороны, пустота - это возможность быть наполненным. Это позитивная сторона. Во-вторых, символ смертности - это негативная сторона. В третьих, все вместе парадоксально: как может плыть пустой или не пустой челнок по сухой реке? Это напоминает картину сюрреалистов. В четвертых, образ ткацкого ченока создает перекрестную ассоциацию. В пятых, фаллос, движущийся по вагине. И наконец, и самое главное, это пустое пространство, как свидетельствует сам поэт, есть пространство языка как скрещивающегося процесса. (Кстати, слова "текст" и "ткань" произошли от одного корня.) Трудно представить себе это все одновременно, но в этом и состоит прелесть шизотипической поэзии.

— 141 —