Антология мировой философии. Том 3

В-третьих, точно так же как в логической системе мысли каждое образование этой системы имеет свое опре­деленное место, лишь в пределах которого оно значимо, и дальнейший ход развития низводит его на степень под­чиненного момента, так и каждая система в ходе всей истории философии представляет собой особую ступень развития и имеет свое определенное место, в котором она обладает своей истинной ценностью и значением. Мы должны существенно понять ее особенность в согласии с этим положением и признать ее в соответствии данному месту, ибо только таким образом мы воздадим ей долж­ное. Именно поэтому мы не должны от нее требовать и ожидать большего, чем она дает; мы не должны в ней искать удовлетворения, которое может нам доставлять лишь более развитое познание. Мы не должны надеяться, что найдем ответы у древних на вопросы, которые ста­вятся нашим сознанием, на интересы современного мира; такие вопросы предполагают известную высоту развития

390

мысли. Но каждая система философии именно потому, что она отображает особенную ступень развития, принад­лежит своей эпохе и разделяет с ней ее ограниченность. Индивидуум есть сын своего народа, своего мира, и он лишь проявляет субстанциальность последнего в своей собственной форме: отдельный человек может сколько ему угодно пыжиться, он все же не может подлинно выйти за пределы своего времени, точно так же как он не может выскочить из своей кожи; ибо он принадлежит единому всеобщему духу, составляющему его субстанцию и его собственную сущность. Каким же образом он мог бы выйти за его пределы? Философия постигает в мысли этот всеобщий дух; она представляет собой его мышление са­мого себя и, следовательно, его определенное субстанци­альное содержание. Всякая система философии есть фи­лософия своей эпохи; она представляет собой звено всей цепи духовного развития; она может, следовательно, удов­летворять лишь те интересы, которые соответственны ее эпохе.

Но по той же причине более ранняя система филосо­фии не удовлетворяет духа, в котором живет глубокое определенное понятие; он хочет найти в ней именно это понятие, уже составляющее его внутреннее определение и корень его существования; он зрчет найти в ней это поня­тие, схваченное как предмет мышления, хочет познать са­мого себя. Но в такой определенности идея еще не суще­ствует в более ранних системах философии. Поэтому пла­тоновская, аристотелевская и другие системы философии, все системы философии, хотя ныне и живут еще в своих принципах, но в той форме, в которую они были облечены и которая соответствует данной ступени развития, их си­стемы уже не существуют. Мы не можем остановиться на них, нельзя также возродить их; не могут поэтому в наши дни существовать платоники, аристотелики, стои­ки, эпикурейцы. Возрождение этих систем означало бы возвращение более образованного, глубже в себя проник­шего духа вспять, к более ранней системе; но этого он не позволяет делать с собой, это было бы нечто невозможное, такая же нелепица, как если бы зрелый муж старался возвратиться к точке зрения юноши или юноша захотел бы снова стать ребенком, хотя зрелый муж, юноша и ре­бенок являются одним и тем же индивидуумом. Эпоха возрождения наук, новая эпоха знания, начавшаяся