Записки ночного сторожа

После работы у Чина я вздремнул пару часов у Физика и вечером отправился на дежурство. Кандидат отправился в больницу — отнести кое-какие фрукты соседке. Жалко, сказал он. Это такая стерва, что никто не хочет ее навещать. А как у нас в больницах кормят, вы знаете. Я бы этого не стал делать, сказал Физик. Пусть подыхает. А ты, Сторож, как смотришь на это дело? Я сказал, что не знаю. Я вообще не знаю заранее, как я буду поступать в такого рода ситуациях. Скорее всего — как Кандидат. По натуре я беспринципный человек. Или, скорее, добрый. После той истории на собрании мне стало жаль наше институтское начальство. Бедняги, сколько у них неприятностей было из-за меня. Их до сих пор склоняют во всяких отчетах и постановлениях. А мои сослуживцы! Им есть из-за чего меня ненавидеть. На них обрушился такой шквал политико-воспитательной работы, что они до сих пор не могут очухаться. А меня из-за этого гложет совесть. Ты эгоист, сказал мне мой непосредственный шеф. Ты только о себе думаешь. А о товарищах забыл!…

По дороге в контору я вдруг подумал, что мы не так уж плохо живем. Мы имеем возможность подрабатывать. А наши потомки будут лишены и этого. Все будет очень просто. Если ты есть ибанец такой-то категории, то и получай свой харч по этой категории. И ни в коем случае не больше. Меньше можно (в распределителях разворовывают). Так, конечно, лучше. Спокойнее. Отволынил на работе свое время, пробился (народу в транспорте — кошмар!) домой и живи в свое удовольствие. Телевизор смотри: хоккей, футбол, балет, речи. Читай газеты: хоккей, футбол, балет, речи. Пей, сколько хочешь. Этого добра у нас по потребности. С закуской только скверно. Кстати, а что такое мясо?

А о товарищах я, выходит, забыл. Товарищи, — что это такое? И есть ли они у меня? И были ли вообще когда-нибудь? Сослуживцы, коллеги, собутыльники, собеседники, партнеры. Но не товарищи. Товарищество (т. е. дружба) есть нечто иное. Я не припомню ни одного случая, когда со мной поступили по-товарищески. Я заступился за Неврастеника с риском для себя. Это по-товарищески, кажется так? И что же? Он назвал меня провокатором. В Ибанске вообще нет условий для той формы поведения, которая называется товариществом. Говорят, что она сохранилась еще у уголовников. Но я не верю в это. Ибанские уголовники должны по идее нести на себе печать нашего общества.

Директор

Сегодня мой директор задержался в своем кабинете с секретаршей сверх положенного времени, — готовили отчет для министерства. Уходя, директор сказал мне Ты, похлопал по плечу (точнее — по локтю, так как я на полметра выше его) и велел не спускать глаз. Секретарша кокетливо (о, ибанское кокетство! Об этом нужна особая глава) улыбнулась и обещала позвонить — проверить, не сплю ли я на боевом посту. Я сказал, что ради такого случая постараюсь на сей раз бодрствовать. Потом она спросила, как относится моя жена к такой работе мужа. Я сказал, что предпочитаю обходиться без жены. Потом в дверь заглянул шофер директора, и секретарша испарилась. Пришла уборщица — не то тетя Хлюпа, не то тетя Тряпа. А я немножко подумал и начал писать. О чем? О чем угодно. Хотя бы о директоре, секретарше и уборщице. По крайней мере это — наиболее значительные фигуры в нашем убийственно унылом и бездарном заведении. Кабинет моего директора обычный шедевр безвкусицы, скуки, глупости и прочих качеств, неотделимых от ибанского руководителя любого ранга. Огромный письменный стол. Стол для заседаний, образующий с первым огромную зеленую букву Т. Сейф большой. Сейф поменьше. Один шкаф. Другой шкаф. Третий шкаф. Телефоны. Стулья. Портреты вождей. Огромный диван, на котором Директор принимает иностранцев и высших начальников и занимается любовными делами с секретаршами. Секеретарш Директор меняет (или, точнее, директору меняют) довольно часто. Но не потому, что он — ловелас, а по причинам иного рода, о коих скажу ниже. Секретарш он выбирает (или, точнее, ему выбирают) всегда толстозадых, полногрудых и невероятно глупых и пошлых. Это — не индивидуальная особенность моего директора. Это — общепринято в среде ибанского начальства. Как гарнитур из красного дерева. Как ковры на стенках. Это — установка. И любовью Директор занимается с секретаршами не потому, что испытывает потребность тела, а потому, что ему это по чину положено. Раз положено, надо брать. Когда Директор едет на совещание в верхи, он нажирается дома до отвала. Но если там в буфете бесплатно дают бутерброды с икрой, он непременно скушает десяточек. Потому как положено. А раз положено — ешь! Был такой случай, когда один директор завел себе приличную, действительно красивую секретаршу. И чем все это кончилось? Жена — заявление за заявлением во все инстанции. Мол, семья рушится. Директора сняли, секретаршу с позором выгнали. А такие стандартные секретарши ничем не угрожают нашей здоровой семье и не подрывают устои. Наоборот, они укрепляют эти устои, все без исключения служа в качестве осведомителей в ООН. Сам директор при описании своего портрета не заслуживает никакого внимания. Это — как правило маленький толстенький человечек с коротенькими ручками и огромной наглой мордой. Исключения из этого правила весьма редки. Механизм, по которому именно такой физиологический тип становится директором, не изучен. Когда директору в шутку говорят об этом факте, он обычно самодовольно усмехается и между прочим напоминает о Наполеоне, Хозяине и других выдающихся личностях прошлого. Своих секретарш Директор вознаграждает за счет Конторы. Иногда позволяет на машине служебной съездить к портнихе. Иногда премию подкинет. Повысит оклад на десятку. Путевку выхлопочет. Благодарность в Приказе. Но чтобы из своего кармана — на такой разврат ни один директор не пойдет. Не позволят. Один директор как-то сдуру купил в Париже своей секретарше флакон духов из денег на карманные расходы. Скандал был невероятный. Другой устроил своей секретарше трехкомнатную квартиру из фондов Конторы. На квартиру претендовал старейший сотрудник, ветеран, орденоносец, многосемейный. И все сошло без звука. Поскольку Директор никакими индивидуальными особенностями не обладает (не положено!), писать о нем больше не хочется ни слова. Скучно. Правда, ибанская литература посвящает персоне директора сотни томов. Но что это за литература, вы сами понимаете. Даже сами директоры ее не читают. Они сами говорят, что это — вранье сплошное. Но литература эта пишется для народа, а не для директора. Поскольку другого ничего читать не дают, то народ читает сказки о директоре. Плюется, но читает. И постепенно начинает верить, ибо другого выхода у него нет.