Законодатели

Во время прогулки по божественному городу, когда он показывал ей свой дворец, и они болтали в саду, а Уржани восхищалась красотою виденного, Нарайяна сказал:

– Да, это не дурно на время, а настоящий волшебный дворец, я построю в моей будущей столице. Ты же знаешь, в будущих государствах, где будут царить первые божественные династии, одно из царств предназначено мне. Я построю, конечно, столицу и, как обещал тебе когда-то, назову ее «Уржана». Дворец же, где я буду жить с женою, будет просто чудом. У меня готов и план его.

Уржани вдруг покраснела и опустила глаза, а потом совершенно неожиданно для себя спросила:

– А кто будет твоей царицей, дядя Нарайяна?…

Темные глаза Нарайяны заблестели, он нагнулся и взял ее руку.

– Хочешь быть царицей в городе твоего имени? – спросил он полушутя, полусерьезно, заглядывая в ее смущенные глазки. – Только я уж не пожелаю называться «дядя Нарайяна».

– Да, хочу, если отец и мать позволят быть твоей царицей. Но ты должен обещать не любить никакую другую женщину, потому что, говорят, ты был очень ветреный, – решительно ответила Уржани.

Нарайяна рассмеялся:

– По всему видно, что г-жа Ева переехала сюда с покойной Земли, и что во всех мирах женщины похожи одна на другую. Что же касается распущенной обо мне дурной славы, будто я был повесой, так это – старые и необоснованные сплетни. Я только любовался всеми видами женской красоты, потому что я художник по природе; но так как вместе с тем я никогда еще не любил и не восхищался чем-либо столь же прекрасным, как моя маленькая Уржани, то могу добросовестно поклясться быть ей безусловно верным. Завтра утром отправлюсь просить твоей руки у твоих родителей.

На другой день утром Дахир и Эдита были на террасе, прилегавшей к их помещению. Пышная листва окружавших деревьев заслоняла ее от солнца, а душистые кустарники в больших кадках, в изобилии расставленных, повсюду образовали тенистые уголки, и в одном из них, около стола, сидела и работала Эдита.

На столе перед нею стояли две большие плоские хрустальные вазы; одна была с золотом, другая с серебром, но металлическая масса была мягка и гибка, как воск. Эдита брала то из одного, то из другого сосуда, и тонкие пальцы ее лепили корзинку для плодов, изумительную по художественной работе. Она усердно занималась изготовлением посуды для украшения и обихода в новом дворце божественного города, куда им предстояло скоро переселиться.

Но в тот день Эдита была рассеяна, и минутами ее ручки покоились в бездействии на коленях, а задумчивый взор застывал на расстилавшейся перед нею роскошной картине природы.