|
Боря мне понравился. <…> 17 февраля. <…> По-моему, с Борей так. Он Любу любит — соединил ее с самим собой, с самым для себя существенным. Люба, как мне кажется в глубине, еще, может быть, бессознательно тоже Борю одного любит. Она же говорит ему, что нет, и пока, кажется, все разорвали. Люба уехала на Кавказ[904], Боря в Москве. Здесь после приезда не видались. Бори она боится, как свидетель своей сущности и ее отношения к нему, и, как бесноватая, прячется, комедианничает <так! >. Весь плюс, все хорошее для нее добродетелью представляется, а грех нечто привлекательное, и как бы соблазнительное. Просто не жила и разобраться ни в чем не может. Кроме того, я думаю, у нее жажда дела — она и кинулась в драматическое искусство с жаром. Может быть, желание честолюбивое, потому что она жила до сих пор то в виде некрасивой дочери знаменитого Менделеева, то в виде Прекрасной Дамы, то в виде жены знаменитого Блока. То, наконец, предлагает быть возлюбленной знаменитого Андрея Белого. Человеку надо самому себя сначала найти, быть собой, вырасти, быть чем-нибудь. (Я по разным отрывкам разговора с ней это заключаю, о желании быть самой собой.) Какой-то личностью сначала. Хоть дурной, да право иметь перед собой, во-первых, и уже перед другими, во-вторых. Всякий подобный бунт приветствую в женщине — ибо в этом мудрость будущего. Сама женщина за себя должна встать: не даваться на уничтожение. В ней мудрость будущего. А я все яснее убеждаюсь, что понятие о личности мужской ум не вмещает. Оттого и Димочка не понимает, когда я борюсь за себя с Карташевым. А корень здесь все один. Вот, копни, например, Успенского, — думаешь, идеалист? Не тут-то было. Были мы у него с Натой, поразговаривала я с ним. Гнусно говорил, с презрением, с пренебрежением, и главное — сам не замечает, полная невинность. Вывод из его слов: «Женщина создана для того, чтоб помогать жить мужчине». «Без женского начала (Прекрасная дама), конечно, творчества мужского как бы не было. Но ведь и, может быть, без какой-нибудь бациллы мира бы не было» (слова Успенского). Пока это только «начало», символизуемое <так! > в духах и романсах, пока это возбудитель творчества мужчин как личностей в жизни. — О, признаем, а воплощение «начала» есть баба, дура. Даже ты низведена (носительница его идеалов) в низшие существа, ты тоже — бацилла, возбуждающая его душу, сама по себе без мужчины ты ничто. <…> Кузнечик женился. И ужасно трусливо себя вел все время. Хотел тайно, накануне свадьбы была у него Серафима Павловна, и их всех Ната случайно встретила. Нагнала, поздоровалась. Сказала только, нагоняя: «А, голубчик, вот где ты!» — и потом пошла с Серафимой Павловной, им надо было всего два шага пройти вместе. А завтра-то, в день свадьбы, другое происшествие: я была дома, Ната рассказывала: Ната видит из окна своей комнатки, что по двору мечется Евгений Иванов, растерянный, и входит к ней в мастерскую. Не знает — где, к Нате зашел случайно совершенно. Кузнечик звал его к себе в свидетели. Ната нарисовала ему план и сказала, как пройти. Пошел. Минуты через три является бледный, возмущенный. «Наплевать на них. Коли так. Есть у него — я ушел!» — 299 —
|