|
Покой безмятежный в нем спит. Какую он тайну хранит? Он, может быть, знает ответ? Мне кажется, все ты постиг. Загадку ты смел разрешить. Распутать волшебную нить, увидеть скрываемый Лик. IV. Я взором, может быть, нечутким к твоей душе приникла тайно. И было в ней так странно, жутко. И все — необычайно. Сплелися в пляске непонятно И жизнь, и смерть, и смех, и слезы. Как глубока и необъятна твоя душа и твои грезы. Татьяна Домашевская[772]. Не читайте, пожалуйста, другим. 20<25 декабря 1915 г.>. Петроград. Как долго ночь была… Душа моя спала. Весь длинный тяжкий год Не видела я Вас, не слышала, забыла. И вдруг как вихрь, как огненная сила Ваш голос разбудил меня, и вот Мечтою легкокрылою опять вознесена, И снова Вами я опьянена. Ах, если бы случайностью судьбы, Разрушив скованность толпы, — Хотя на миг, на краткий час, Могла бы быть, поэт, для Вас — Я не безличной чуждой тенью!.. По Вашему капризу иль хотенью Мечта моя могла б осуществиться Сиянным днем, — ночь долгая смениться. Л.Д. Помните ли Вы, Федор Кузьмич, год тому назад я имела смелость после Вашей лекции об «Искусстве наших дней» прислать Вам мое стихотворение? И еще я посылала Вам несколько раз по почте. Получали ли Вы их? Осталось ли у Вас в памяти мое Л.Д.[773] Я писала Вам, что я — врач, — как поглощена моя жизнь работой. Эта моя профессия налагает на меня обязанность быть скромной и строгой к себе. И часто, захваченная волною, я уношусь так далеко от тех прекрасных миров, где живете Вы, творите свои образы и даете жизнь слову. Но каждый раз, видя и слыша Вас, меня наполняет огненный трепет, душа окрыляется и кажется прекрасной жизнь, нестрашными — труд и горе. Я не могу быть навязчивой именно потому, что Вы действительно владеете моей душой. Но порою так непреодолимо хочется воплотить безумную мечту: поговорить с Вами, услышать слова, обращенные лично ко мне. Скажите, не вздумалось бы Вам когда-нибудь узнать, что такое Ваша Л. Д.? Напишите два слова, очень прошу. 3-я Рота, д. № 10. Доктору Лидии Вуколовне Дорошевской. 21<1915 г. Петроград>. Пишу вам это письмо, т. к. не могу не написать его, т. к. слишком долго этого желала и слишком жестоко себя сдерживала. То, что я хочу Вам здесь сказать, — должно быть сказано. Через Вас — мне открылась глубина и многогранность Русского Духа; через того всеобъемлющего, кто соединил оба полюса, кто на льду — зажег пламя, кто дал Лунность — и мрак, Грезу — и чудище ада… кто взмахом того же пера — создал Лилит… и Передонова, Лунную Сказку… и недотыкомку. И я (быть может, отблеск Лунной Скорби, в диком Космосе оброненный и поверженный в черный омут мира) — я, как лучистой и лунной стрелой, — насквозь проникнута серебряным зовом Лилит… радугой из семи отливов серебра подернулась душа — и тихо зашептали в ней Грезы, каких досель — она не ведала. И то призраком, в лунной дымке, то белой и лилейной, в серебряном ореоле, то бледной и красногубой — как желанный вампир, как Красногубая Гостья — клонилась надо мной Лунная Сказка; и сама я становилась сказочной и далекой, мерцающей и нездешней, когда на меня падало веяние тенистых ресниц с серебряными росинками. Это Вы заманили на землю Лунную Фею. Она соскользнула к Вам по лунному лучу и, возлюбя Вас, — стала, в веянии ночи, спускаться на землю; сжалилась над людьми и серебряной парчой покрыла их алые раны… — 250 —
|