|
«Of course! Ophelia’s death! Hamlet! In good old Andrey Kroneberg’s Russian translation, 1844 — the joy of Pnin’s youth, and of his father’s and grandfather’s young days! And here, as in the Kostromskoy passage, there is, we recollect, also a willow and also wreaths. But where to check properly? Alas, „Gamlet“ Vil’yama Shekspira had not been acquired by Mr. Todd, was not represented in Wkindell College Library, and whenever you were reduced to look up something in the English version, you never found this or that beautiful noble, sonorous line that you remembered all your life from Kroneberg’s text in Vengerov’s splendid edition» (Pnin. 79). «Конечно! Смерть Офелии! „Гамлет“! В добром старом русском переводе Андрея Кронеберга 1844 года, бывшем отрадой юности Пнина, и его отца и деда! И здесь, так же как в пассаже Костромского, присутствуют, как помнится, ивы и венки. Где бы, однако, это проверить как следует? Увы, „Гамлет“ Вильяма Шекспира не был приобретен мистером Тоддом, он отсутствовал в библиотеке вайнделлского колледжа, а сколько бы раз вы ни выискивали что-либо в английской версии, вам никогда не приходилось встречать той или другой благородной, прекрасной, звучной строки, которая на всю жизнь врезалась в вашу память при чтении текста Кронеберга в великолепном издании Венгерова» (Пнин. 74). В английской версии Гамлета по «Пнину» и впрямь не найти этих благородных, прекрасных, звучных строк. Напротив: настойчивые отголоски смерти Офелии в «Пнине» указывают на те элементы монолога Гертруды, которые особенно напрашиваются на непристойное толкование. «Где бы, однако, это проверить как следует?» Чтобы «как следует» проверить интертекстуальные отголоски в «Пнине», их как раз-таки нужно проверять «как не следует». У Костромского Пнин читает о сельских девушках, плетущих «венки из лютиков и жабника» и распевающих «обрывки древних любовных заклинаний» — «singing snatches of ancient love chants». Далее в той же главе Набоков заново обыгрывает эти строки, уже в современном дезабилье, помещая их в столь нелепый контекст, что невозможно удержаться от смеха: Пнин смотрит советский документальный фильм, в котором «handsome, unkempt girls marched in an immemorial Spring Festival with banners bearing snatches of old Russian ballads such as „Ruki proch ot Korei“, „Bas le mains devant la Cor?e“, „La paz vencera a la guerra“, „Der Friede besiegt den Krief“» (так! — Э.Н. ) (Pnin. 81) («нечесаные статные девушки маршировали во время древнего Праздника Весны со штандартами, на которых были начертаны строки старинных русских песен, вроде „Руки прочь от Кореи“, „Bas le mains devant la Cor?e“, „La paz vencera a la guerra“, „Der Friede besiegt den Krief“» (в переводе Г. Барабтарло — «Миловидные, нехоленые девушки маршируют на вековечном Весеннем Празднестве», «неся полотнища с обрывками …»).) (Вспомним, что у утонувшей Офелии волосы тоже были нечесаными — «unkempt».) «Bear snatches» («нести обрывки») — намек на «bare snatches» («обнажать женские гениталии»). Зрелище забавляет Пнина, однако описание его физической реакции намекает на иного рода стимул, иного рода реакцию и совсем уж иного рода литературный жанр: «„I must not, I must not, oh it is idiotical“, said Pnin to himself as he felt — unaccountably, ridiculously, humiliatingly — his tear glands discharge their hot, infantine, uncontrollable fluid» (Pnin. 81–82). «„Я не должен, не должен, ох, какое идиотство“, — твердил себе Пнин, чувствуя, как безотчетно, смехотворно, унизительно исторгают его слезные железы горячую, детскую, неодолимую влагу»[640]. — 171 —
|