|
Существенно и важно, что потребность в свободе непрерывно и неминуемо входит в противоречие с потребностью в человеческой общности, объединенности, причастности. Схватка двух этих могучих мотивов — удел душевной жизни любого. Исходы ее разнятся у разных людей в зависимости от личности, общества, самой атмосферы времени и конкретной ситуации. Двигаясь дальше по обобщенному перечню мотивов и устремлений, подчеркнем еще раз (это скоро понадобится нам) противоречивость тех глубочайших пружин, о которых мы упоминали. Человеку свойственна потребность отдавать — не менее острая, чем брать, — но отдавать со смыслом и знать, во имя чего. Человеку жизненно необходимо принадлежать — не менее, чем быть свободным, — но принадлежать по собственной склонности и воле. Человеку жгуче необходимо одобряющее спокойствие совести — вопреки всем жизненным ситуациям, в которые он попадает. Здесь никак (употребив слово «совесть») нельзя не упомянуть о явной (и тем не менее остро дискуссионной) альтруистической потребности человека — о мотиве, тоже противоречащем многим другим. Не имея ни права, ни желания ввязываться в профессиональные споры, напомню лишь о некоем явно существующем душевном механизме, побуждающем людей помогать друг другу даже в ситуациях, чреватых гибелью спасителя. И бессмысленно приводить примеры, ибо нет им числа в истории человечества. Знаменательна для этой темы классическая фраза мудрого циника: «Бойтесь первых побуждений души, они всегда благородные». Обратимся к прямым экспериментам на крысах (классически безжалостных животных). Опыт этот производился в лаборатории физиолога Симонова, сравнивались в нем (сопоставлялись) исконный страх крыс перед открытым пространством и… их способность к состраданию (сочувствию, сопереживанию, жалости, — какое слово ни отыщи, все равно оно будет понятием из словаря человеческих переживаний). Крысы запускались в помещение, размер которого явно пугал их, и они немедленно бежали в специально сделанный для них небольшой домик. Только пол в этом домике был педалью, нажав которую, крыса замыкала электрическую цепь, и сильные удары током сыпались на другую крысу, находящуюся за тонкой и прозрачной перегородкой. Крики боли были слышны, корчи от боли — видны крысе, забежавшей в домик. Связь между забеганием в домик и немедленным началом страданий за перегородкой крысы улавливали очень быстро. И что же? Треть из них (а всего их было много — больше сотни) сразу перестала ходить в домик — вопреки своему природному страху перед открытым пространством. Треть (немного даже больше) перестала пользоваться домиком после того, как сами попробовали мучения под током. Треть продолжала забиваться туда, хотя тоже познакомилась с ударами тока. — 110 —
|