— Здравствуй, Катя. Я хотел ей помочь снять пальто, но она решительно воспротивилась этому. Екатерина Алексеевна принадлежала к тому типу русских женщин, которые и в пятьдесят лет сохраняют миловидность. Она была выше среднего роста, немного полная, руки сильные и цепкие, с широкими ладонями; когда она сбросила на плечи серую шерстяную шаль, я был удивлен короной пышных русых волос; лицо обветренное, румяное. Только пристально вглядевшись, можно заметить в глубине глаз затаенную печаль. Позже я узнал причину этой печали: Екатерина Алексеевна потеряла в войну мужа и двух сыновей. Замуж она вышла, когда ей пошел пятый десяток, и вся ушла в заботу о Корнее Захаровиче. Данила вернулся, когда мы сели за стол. Увидев Екатерину Алексеевну, он удивился. — Поздоровайся, сына, — сказал Корней Захарович и подвел к нему жену. — Мы уже знакомы, батя. Здравствуйте, мама Катя. Она низко поклонилась и своим певучим голосом сказала: — Спасибо, Данила Корнеевич, что признал и сердцем принял меня. Не мачехой злой, а матерью родной буду тебе. На другой день на попутном тракторе прибыло имущество Кречетовых. Правление назначило Корнея Захаровича прорабом колхозного строительства. На фабрику зелени, как здесь называют тепличное хозяйство, послали другого человека. Среди домашних вещей меня заинтересовали превосходно написанные картины, и особенно автопортрет Марины Семеновны Сенатовой. — Вы ее знаете? — спросила Екатерина Алексеевна. — Марина и Варя часто проводили отпуск у нас на заимке. Хорошие сестры… Мое сердце билось сильнее обыкновенного. Ночью я долго не мог уснуть. В комнате мерно и торжественно отбили часы. Данила вдруг приподнялся с постели и, по-детски вытянув шею, слушал бой часов. Луна смотрела в окно, было тихо в комнате. Еще два дня я пробыл у Кречетовых. Данила уехал накануне в кратер Синего. Пора и мне на лимровские воды. Сегодня ожидается почтовый вертолет. Корней Захарович просит еще погостить два дня, соблазняет охотой на горных баранов, но какой из меня охотник с больной ногой? — Ну куда вы спешите, Петр Васильевич? — говорил Корней Захарович во время завтрака. — Сколько времени не виделись. Удастся ли еще встретиться — одному богу известно. — Полно вам, Корней Захарович, — сказал я, обняв его. — Еще на свадьбе у Данилы погуляем. Я оделся, но что-то удерживало меня в этом гостеприимном доме. Мои глаза невольно остановились на автопортрете Сенатовой. Екатерина Алексеевна, кажется, угадала мое желание. Во время завтрака я сидел напротив картины и отводил от нее глаза, как только ловил на себе пристальный взгляд хозяйки дома. Ох, женщины, женщины, как вы иногда проницательны! Екатерина Алексеевна молча сняла картину, завернула ее в белый платок и протянула мне. — 245 —
|