— Его? — переспрашивает Василий Лукич. — Если всех, то и Его, конечно. А что вас удивляет? Кому Он был нужен, если ещё был жив. Хотя в сороковом вполне ещё был живой и здоровый. Ему как раз всего семьдесят стукнуло. Я Его лично поздравлял. — Видя выражение моего лица, он смеётся. — Не верите? Ну, как хотите. Идёмте дальше. Вот видите тот корпус? У нас он назывался “спецблок-2”. Это официально. А между собой называли его “Кремль”. Решёток не было. Армированное стекло. Они тут шикарно жили. Довольствие им было на четыре рубля в день. Унитаз в каждой камере. В баню по одному водили. У Александры Фёдоровны даже пианино стояло.. — У Александры Фёдоровны? — тупо переспрашиваю я. — Ну да, — продолжает Василий Лукич, — у Александры Фёдоровны — жены последнего царя Николая. Она, правда, в 31-ом году уже померла. Тех, кто умирал, мы тут неподалёку и закапывали. — А царь здесь тоже сидел?— я с ухмылкой гляжу в серые глаза старого чекиста. — Нет, царя не было. Врать не буду, — отвечает Василий Лукич, — царя, вроде, действительно шлёпнули в Екатеринбурге. Хотя Александра Фёдоровна ему всё время письма писала и мне передавала. — Они что, имели право на переписку? — удивляюсь я. — Нет, конечно, — Василий Лукич смотрит на меня, как на идиота, — но им этого не объявляли. Все письма в особом пакете пересылались на имя наркома раз в квартал. —А Он писал письма? — Мало, — сказал Василий Лукич, как бы что-то припоминая. — Два или три письма написал за всё время. Но Он на особом у нас режиме сидел. Ему много бумаги не полагалось. Читать — пожалуйста, писать — нет. И так много написал в своей жизни. Все его книги у него в камере стояли: и первое, и второе издание. — А когда Его к вам доставили? — я решил выяснить всё до конца. — Доставили? — Василий Лукич на мгновение задумался. — Сейчас скажу. Значит так, я сам прибыл на объект в декабре 24-го. 15-го декабря. А Его, значит, доставили, чтобы не соврать, в марте 25-го. Точно. На следующий день после женского дня, 9-го марта. Эх, память ещё ничего, работает! — В глазах самодовольство и искорка смеха. — А где ж Его с января 24-го держали? — недоумеваю я, стараясь вывести Василия Лукича на чистую воду. — Даже дольше, — соглашается Василий Лукич. — Взяли Его ещё в мае 23-го. Долго очень разные вопросы выясняли насчёт заговора. Как же его...? — Масонского? — подсказываю я. — Нет, нет. Как-то иначе, — Василий Лукич морщит свой высокий лоб. — Сионистского? — пытаюсь я помочь. — Нет, — раздражённо отмахивается Василий Лукич. — Это сейчас напридумывали умники. Сейчас скажу. Что-то, связанное со всеобщей люмпенизацией человечества. Я, когда в академии учился, выяснил осторожно про этих самых люмпенов. Это вроде тунеядцев, которые много о себе полагают и ненавидят любого, кто хоть что-то производит. А где-то в середине двадцатых их стали выявлять, от пролетариев отколупливать и уничтожать. Тут, конечно, Сталина большая заслуга. Он первый понял, что здесь что-то не то. Что вождь мирового пролетариата оказался главарём международного заговора люмпенов. И пытался всю эту братию выявить и уничтожить. Другое дело, что у него ничего не вышло. — 7 —
|