Бесенок сконфузился и надулся.
Пока Мэри зажигала конфорку с ароматическим курением, бесенок вскочил на ручку кресла и самодовольно сказал:
Сердце Мэри забилось злобной радостью: она была отомщена.
Она достала из ящика коробку с сухой кровью, мелким сахаром и крошками хлеба, замешанного на крови. Это угощение Мэри рассыпала по столу и, снова сев в кресло, задумчиво смотрела, как многочисленные бесенята, пища по-мышиному, уплетали поданное им лакомство. Злобная радость, которую она только что испытывала, непонятно для нее самой почему-то вдруг испарилась, а вместо нее явилась какая-то смутная тоска. Глаза ее были прикованы к маленьким, злобным существам, невидимым для глаз обыкновенного смертного, но которыми, между тем, кишел весь воздух. Неизменные и на вид безобидные создания представляли, однако, неощутимую и опасную армию, сеявшую на своем пути преступления и горе, внушавшую только вражду или смертоубийство, и вообще всякого вида зло. Сколько слез и бедствий претерпевали те, на кого они обрушивались, выискивая всюду «работу» пролития крови. Наверное, какая-нибудь вроде этой ватага напала на ее семью, довела их до нищеты, а отца толкнула на самоубийство. И в сердце Мэри вспыхнула злобное чувство против крошечных злодеев, как вдруг острая боль в руке оторвала ее от этих мыслей. Она увидела, что Кокото, бросив свое угощение, со злобно сверкавшими глазками ожесточенно кусал ее, а его воинство кинулось на ее ноги. Мэри в миг поняла, что это враждебные мысли повлекли за собой мстительность ее слуг. Но она уже обладала достаточным хладнокровием и решимостью, чтобы защитить себя. Она произнесла формулу, которая отбросила крошечных чудовищ, а затем, схватив лежащую на столе бронзовую вилку, пригвоздила ею к ручке кресла хвостик Кокото и, несмотря на его крики, придерживала таким образом бесенка, просившего пощады. — 257 —
|