Учение суфиев

При воздержании от речи дыхание остается непотревоженным; оно равномерно и спокойно. Мистики всегда уделяли большое внимание дыханию и сделали его изучение принципиальным моментом своих занятий. Тот, кто овладел дыханием, овладел и собственной жизнью; тот, кто не может управлять дыханием, подвержен всем возможным болезням. Есть люди, управляющие дыханием бессознательно, например боксеры и борцы, а также некоторые люди, ведущие праведную жизнь.

В наше время мы настолько любим поговорить, что оставшийся в одиночестве человек испытывает желание выйти из дома и попытаться найти какого-нибудь собеседника. Часто люди наедине с собой начинают разговаривать с окружающими предметами, а многие говорят сами с собой, если больше не с кем. Если бы кто-нибудь объяснил им, они бы, возможно, поняли, как много энергии теряют с каждым сказанным словом. Молчание – это расслабление ума и тела; оно дарит отдых и лечит. Сила молчания очень велика, и не только с точки зрения получения и накопления энергии и жизненной силы, но и с моральной: много пользы можно приобрести молчанием.

Многие глупости, совершаемые нами, это глупости речи. За каждую неделю на одно ошибочное действие мы совершаем тысячи ошибок речи. Часто мы оскорбляем или раним другого только лишь потому, что слишком много говорим; воздержись мы от речи, этого бы не случилось.

Кроме того, существует тенденция к преувеличению. Все идеалисты, любящие чем-либо восхищаться, имеют склонность к преувеличениям. Если человек вышел из дома и увидел на плакате, что прилетает "цеппелин"[6], он стремится напугать своих друзей и рассказывает, что летят двадцать "цеппелинов". Когда его друзья впадают в панику, он испытывает определенное удовлетворение. Если идеалисты питают нежные чувства к другому, они говорят, что он – солнце и луна в небесах. Нет никакой нужды говорить все это.

В разговорах человек развивает в себе еще и склонность к противоречию. Что бы ни говорилось, он желает сказать нечто противоположное. Он становится похож на боксера или борца: если ему не с кем мериться силами, он чувствует себя обманутым, настолько велика его склонность к речи.

Однажды я присутствовал на приеме в доме друга, где среди людей был некто, споривший с каждым гостем, так что все они от него устали. Я старался избежать общения с ним, но кто-то представил нас друг другу, и, когда он услышал, что я преподаю философию, он решил: "Вот кто мне нужен". Первым делом он сказал: "Я не верю в Бога". Я спросил его: "В самом деле? Но верите ли вы в этот проявленный мир, в красоту этого мира многообразия и в то, что за ним стоит сила, породившая все это?". Он ответил: "Я верю во все это, но почему я должен поклоняться определенной личности и называть ее Богом? Я верю во все это, но не называю это Богом". Я сказал ему: "Вы верите, что каждое следствие имеет свою причину и что у всех этих причин должна быть одна изначальная причина. Вы называете это причиной, я – Богом; это одно и то же. Всегда есть кто-то главный, которому вы отдаете честь, кто-то над вами, перед которым вы склоняетесь, например, отец и мать, есть нечто светлое, что вы любите и чему поклоняетесь, есть кто-то, к кому вы относитесь с уважением, некая сила, перед которой вы чувствуете себя беспомощным. Каким же могуществом должна обладать Личность, которая создала и теперь держит под контролем все это, и насколько более она достойна веры и почитания!". Он ответил: "Но я не называю ее божественной силой, я зову ее универсальной силой, свойством, действующим механически, согласовывая все". Когда я пытался удерживать разговор на одном предмете, он перескакивал на другой; когда я следовал за ним, он опять перескакивал на следующий, пока наконец я не бросил это занятие, припомнив слова Шанкарачарья: "Все невозможное можно сделать возможным кроме одного: нельзя подвести к истине ум глупца".