|
Бассин и Шерозия распределили обязанности. Бассин взял на себя информацию и приглашение иностранных ученых, Шерозия – организацию их приема в Грузии за счет Грузинской Академии Наук. Мне Бассин предложил стать Ученым Секретарем Оргкомитета (который еще предстояло создать), пока же я был «на подхвате» для выполнения разных поручений. В соответствии с отечественной традицией, где есть трое, должен появиться и четвертый, примкнувший к ним. Им стал профессор Леон Шерток из Парижа, известный в мире и в СССР своими работами по гипнозу при психических и психосоматических заболеваниях. Высокий, подтянутый, с породистой внешностью, живой, остроумный и темпераментный – он был подлинным эталоном француза (разумеется, еврей из дореволюционной Польши). Он свободно говорил на всех мыслимых языках, включая экзотические, и знал всех на свете – словом, идеальный кандидат для нашего представителя на Западе. Он возглавил представительнейшую французскую делегацию и консультировал Бассина по подбору Западных ученых. Это была очень ответственная миссия: любой недоброжелатель или даже просто недостаточно осторожный иностранный делегат, недоучитывающий сложность и необычность всего мероприятия, его идеологическую двусмысленность, мог поставить под удар и цели Конгресса, и его устроителей. Шерток претендовал на точность оценок и требовал, чтобы кандидатуры всех приглашенных согласовывали с ним. Однажды Бассин показал мне его краткую и выразительную телеграмму, полученную им от Шертока в ответ на сообщение о приглашении одного ученого без санкции Леона: «Безумец или провокатор?». Бассин и Шерток были знакомы много лет и не очень ограничивали свой темперамент в процессе общения. Я расскажу дальше, как по иронии судьбы именно французская делегация, столь тщательно подобранная нашим другом Шертоком, чуть было не поставила нас на грань катастрофы. Осенью 1975 г. я получил первое ответственное задание. Я ехал в Тбилиси на съезд физиологов, и Бассин просил меня встретиться с Шерозией и уточнить детали подготовки грузин к приему иностранных гостей. Мы встретились, и разыгралась сцена из «Двенадцати стульев». «Вы хотите сказать, что мы должны взять на себя расходы по приему всех иностранных участников?» – спросил Аполлон Епифанович. Я насторожился. «Разумеется. Ведь такова была договоренность, и Филипп Вениаминович уже рассылает приглашения, давая гарантии от своего имени. Условия нельзя изменить – репутация профессора Бассина окажется под угрозой». «И какая же сумма потребуется?» – осторожно спросил Аполлон. Я произвел ориентировочный подсчет и назвал сумму, действительно, немалую (по крайней мере для меня) ибо мы приглашали человек 120. Наступила пауза. «Скажите, а половина этой суммы не могла бы выручить Бассина?» – внезапно спросил Шерозия. – «Гиганта мысли и отца русской демократии» – немедленно с наслаждением добавил я про себя, одновременно удивляясь точности этого определения в данном случае. И ответил в полном соответствии с первоисточником: «Я полагаю, что в этой ситуации торг не уместен». — 8 —
|