|
Благодаря существованию бессознательного человек ускользает из под влияния тоталитарной системы. Он сохраняет свою индивидуальность и уникальность. Люди не превращаются во взаимозаменяемые роботы. Коллектив состоит из личностей, а не из винтиков. Недаром во время Конгресса один член французской делегации сказал, игнорируя все принципы политической корректности в стране, «победившей» психоанализ: «Без психоанализа нет свободы». Тоталитарная система не может этого допустить. Она не может позволить себе зависеть от скрытых, не поддающихся отчету и контролю побуждений и настроений индивида. И она объявила войну бессознательному. У советского человека никакого бессознательного быть не может и не должно – это пожалуй самая опасная из всех видов частная собственность. Думаю, что таков же механизм острой враждебности к психоанализу гитлеровского рейха. Там эта враждебность еще усиливалась еврейским происхождением наиболее выдающихся лидеров психоанализа – почти всех, кроме К. Юнга. Кстати, к учению последнего в Германии было терпимое отношение повидимому не только вследствие арийского происхождения автора, не только потому, что он единственный из видных теоретиков психологии принял фашистскую идеологию, но и потому, что в его учении индивидуальное бессознательное было подменено бессознательным коллективным, одинаковыми для всех архетипами, которые легко вписывались в мифологию национал‑социализма. Уникальность же психической жизни была одинаково отвратительна обоим тоталитарным режимам. Интересно, однако, что резко отрицательное отношение к психоанализу проявляли и люди с максимальной внутренней свободой и богатой психической жизнью – выдающиеся деятели искусства, такие как А. Ахматова, В. Набоков и многие другие. Этому тоже есть свое объяснение. Открыв огромную роль бессознательного в психической жизни человека и безграничное богатство этого бессознательного, психоанализ как бы сам испугался своего открытия и попытался ввести это богатство в некоторые им самим придуманные рамки. З. Фрейд начал, а его последователи успешно продолжили сведение всего обилия неосознаваемых мотивов к сексуальным и разрушительным. Вся многозначная символика бессознательного, проявляющаяся в сновидениях, загонялась в прокрустово ложе однозначных психоаналитических кодов, согласно которым, например, любой удлиненный предмет это только символ пениса. Человеческое творчество стало рассматриваться всего лишь как проявление сублимации неудовлетворенных сексуальных потребностей. Я как‑то заметил по этому поводу, что мне в этой интерпретации обидно в обе стороны – и за творчество, и за сексуальные отношения – обе эти богатейшие стороны человеческой жизни достойны большего. И если Фрейд под «либидо» понимал жизненную энергию, а не только половое влечение, то в дальнейшем этот термин все более становился синонимом сексуальности. Психоанализ сузил рамки бессознательного во имя «научности» концепции, и творческие люди интуитивно это всегда ощущали. Упрощенные трактовки, готовые схемы, превращение образов в универсальные символы не совпадало с их личным опытом и вызывало протест. Таким образом, советские идеологи и Набоков критиковали психоанализ не просто с разных, а с прямо противоположных позиций. — 3 —
|