Потом мать рассказывала Касымхану, что отец давно болел, но говорил, что не может умереть, не помирившись с сыном... За дверью играл патефон, а Яков Янович ходил вокруг Чадьярова и, уже оттаяв сердцем, смеялся над его нелепым видом, хлопал по плечу, а тот влюбленно и счастливо глядел на своего старшего товарища. — Обтрепался Веселый Фан! Пообносился! Даже не знаю, куда тебе орден вешать! При этих словах улыбка застыла на лице Чадьярова. — Чего смотришь? Сегодня подписано представление. Орден Красного Знамени — за героизм и мужество, проявленные в борьбе с врагами Родины. Вот так, брат, как на войне. — Спасибо, Яков Янович, — негромко сказал Чадьяров. — Спасибо? — переспросил старик. — Ты хоть сам-то представляешь, что сделал? — Он прошелся по комнате. — Ты сорвал провокацию японского империализма, задуманную, надо сказать, ловко. Если бы у них получилось так, как они хотели... — Он сокрушенно покачал головой. — А что Шнайдер? Яков Янович улыбнулся: — Как наши молодые теперь говорят, «раскололся до пупа». Разведчик он, конечно, серьезный, учился у немцев, потом работал с англичанами. Кое-кто из наших его знает давно, с первой мировой. С японцами уже пять лет. Утверждает, что они хотели прикончить его в поезде вместе с тобой. Как только он это сказал, я сразу понял: твоя работа. — Есть немного, — улыбнулся Чадьяров. — Ну а что моя «мадам», как она? — Считает себя важной птицей. Работает с японцами. — Так что теперь? — поинтересовался Чадьяров. — Трогать не будем, пусть возвращается, расскажет, что Шнайдер — предатель, а пока что ее немного развлекает Гуляев... Если не ревнуешь, конечно. — Дед вновь прошелся по комнате, остановился у окна. — Там-то что делается! — Яков Янович неожиданно стукнул кулаком по подоконнику. — Вулкан! Цунами! Полковник Сугимори покончил с собой. Подали в отставку три министра. В общем, эта группировка оправится не скоро. Закрылись четыре газеты. Чадьяров напряженно слушал. — Два банка лопнули, значит, тоже были как-то замешаны... — А «Фудзи-банк»? — быстро спросил Чадьяров. — Стоит. Видно, у него корни глубже. — Да, значит, господин Тагава — серьезный человек... — медленно сказал Чадьяров. — Серьезный, — подтвердил Яков Янович и замолчал. Все его оживление как-то сразу исчезло. — Ты-то сам как? Устал, наверное, страшно? — Да, — ответил Чадьяров. — И только здесь понял — как! — 107 —
|