|
— О, вы не знаете, что творится сейчас в мире, — и, загадочно улыбаясь, продолжал: — Вы прелестны в своем незнании. Неведение — лучшее сокровище юного сердца… Но тут, желая во что бы то ни стало узнать хоть что-нибудь, что делается за нашими стенами, и уяснить себе странный характер нового инспектора, мы наперебой пристали к Старову: — Monsieur Старов! Что же такое творится? Вы сказали: грубый материализм, а что это значит? — Monsieur Старов, скажите, пожалуйста, нам свое мнение об Ушинском. — Полноте, зачем вам это?.. Я, наконец, совсем не знаю господина Ушинского… Слышал, конечно… Как бы это вам объяснить? Видите ли… в большом ходу теперь новые идеи… Конечно, многие из них заслуживают уважения. Мне говорили, что Ушинский очень образованный человек, Он, говорят, поклонник новых идей. Что ж, нам, старикам, по правде сказать, пора очищать место для новых людей, для новых идей! Звонок прервал нашу беседу, и мы опрометью побежали в класс. Не успели мы еще рассесться по скамейкам, как к нам вошла инспектриса, а за нею Ушинский. Он, к нашему удивлению, приветливо раскланялся с Огаревым. — Вам угодно будет экзаменовать девиц? — обратился Старов к Ушинскому. — Нет, я буду просить вас продолжать занятия. Старов вызвал нашу первую ученицу Ольхину и oспросил ее заданный урок о Пушкине. Ольхина прекрасно отвечала. — Очень твердо заучено, — заметил вдруг Ушинский. — Но вместо фразистых слов учебника (так назвал он записки Старова) расскажите-ка лучше содержание "Евгения Онегина". Ольхина молчала, опустив голову. Тогда вмешался сам Старов. Он объяснил Ушинскому, что в классе нет библиотеки, а он единственный свой экземпляр не может оставлять нам, так как нередко в один и тот же день читает об одном писателе в нескольких заведениях. — В таком случае я совсем не понимаю пользы такого преподавания литературы. Вы обращались по этому поводу к администрации института? — Здесь испокон века так ведется, — бормотал недовольно учитель. — Забота о библиотеке — не мое дело. — Девицы, кто из вас читал "Мертвые души"? — спросил Ушинский. — Потрудитесь встать. Никто не двигался с места. — Это невозможно! — вскричал он и, обращаясь к каждой из нас в отдельности, спрашивал: — Вы читали? А вы? Но, может быть, что-нибудь другое читали из Гоголя? "Тараса Бульбу" знаете? Неужели и Пушкина никто не читал? А Лермонтова? Грибоедова? Но это невозможно! Я просто этому не верю! Как, ни одна из вас, проходя курс литературы, не поинтересовалась прочесть ни одного произведения? Да ведь это, знаете, что-то совсем баснословное! — 142 —
|