Застегнув ширинку, отец достал из кармана чистый носовой платок и швырнул его мне. Словно откуда-то издалека прозвучал его голос: – Вытрись этим, моя девочка. Радость, которую мне принес тот день, мгновенно испарилась, солнце померкло, и опустившиеся сумерки превратили окружающий мир в серое недружелюбное пространство. Я сделала так, как он сказал, пока он пристально смотрел на меня. – Готова, Антуанетта? – спросил он, наспех пригладив мои волосы, потом, надев маску доброго папы, взял меня за руку и повел в дом пить чай. Жена фермера была сама любезность. Решив, что я расстроена из-за того, что отец не позволил взять котенка, она попыталась меня утешить: – Из них плохие домашние питомцы, Антуанетта. Дикие кошки заняты только охотой на крыс. Я молча смотрела на нее. Не в силах вымолвить ни слова, я покорно села за стол. Нас ожидал щедрый ужин. Хозяйка угощала домашней ветчиной, жареными цыплятами, сваренными вкрутую яйцами, картофельным салатом, содовым хлебом и домашним джемом. Она все приговаривала: – Антуанетта, давай, ешь. – А потом заметила, обращаясь к моей матери: – Она сегодня очень тихая. Мать устремила на меня взгляд, исполненный отвращения, от которого я оцепенела, потом обернулась к жене фермера с заранее заготовленной вежливой улыбкой и ответила: – Она у нас книжный червь. И совсем не болтушка. Визит к фермерам был нашим последним семейным выходом, если не считать поездок к старикам в Коулрейн. Я сидела в комнате отдыха в хосписе и все думала о той маленькой девочке, какой была когда-то. Смешной карапуз, который верил в любовь матери и у которого не было причин сомневаться в других взрослых. Перед глазами снова встала фотография трехлетней малышки, уверенно улыбающейся в объектив. Я подумала о том, каким волнующим было ее путешествие в Северную Ирландию, как она радовалась новой школе, первой собаке. Мне вдруг стало интересно, какой бы выросла Антуанетта, если бы ей позволили развиваться нормально. Я почувствовала ее присутствие, когда в сознание против моей воли втиснулась еще одна картинка. Я увидела темную комнату; в постели, под одеялом, съежилась маленькая испуганная девочка с зажатым во рту большим пальцем. Ее темные влажные волосы облепили шею, глаза широко открыты. Она слишком напугана, чтобы закрыть их, она боится, что вернется ночной кошмар – кошмар, в котором на нее охотятся, а она совершенно не способна к сопротивлению. Ночные кошмары, которые потом всю жизнь преследовали меня, зародились именно в той детской спальне. — 46 —
|